Джакомино или Джако. Антонио становился Тонио, Тонино или просто Нино. Черная маска промурлыкала:

– Вы умудряетесь вызывать любовь, даже когда спасаетесь бегством.

– Мой дорогой, – пробормотал Антонио, – я буду любить вас идя на эшафот, на смертном одре, даже в самом аду!

Из темноты послышался приглушенный крик. Друзья замерли, напряглись и приготовились бежать.

– Помогите, помогите! Умираю! Помогите!

Они бросились к подножию моста. На нижней его ступеньке сидел скрючившись их третий товарищ. Он явно страдал, а душераздирающие крики лишь подтверждали это. Они опустились рядом с ним на колени и вполголоса стали утешать его.

– О, Джакомо, вы ранены? Этот дьявол подстрелил вас? Ну скажите же нам что-нибудь, Джакомино!

– О, – жалобно стонал Джакомо.

– Где болит, дорогой? – ласково вопрошала Черная маска. – Бедняжка, у вас кровь? Надо срочно найти врача!

– Не знаю, не уверен!.. Мне чертовски больно. Я упал и ушиб колени! Порвал чулки. Посмотрите! Такие отличные чулки были…

– Негодяй! Изверг! – отозвались два приятеля. – Значит, вы не ранены?

– Ранен? Конечно же, нет! Как только я увидел, что он размахивает своим древним мушкетом, я бросился бежать со всех ног.

С мрачным выражением на лицах друзья Джакомо подхватили его под мышки и поставили на ноги. Антонио довольно грубо отряхнул пыль с его одежды. Черная маска подняла со ступеней шляпу Джакомо и напялила ему на голову. Они поднялись на мост.

– Я чуть не лишился чувств, – хныкал Джакомо. – Я услышал, как над моим ухом просвистела пуля, и подумал, что приближается конец! О, какой ужасный скандал! Как только они выяснят, кто мы такие…

– Никто не выяснит, – убежденно сказал Антонио. – Как они это сделают?

– Догадаются! – ответил Джакомо. – Старый Моросини знает нас. Нас всех! О, ужасно! Каким же я был дуралеем, что позволил вам себя уговорить! Он даже может вызвать нас на дуэль! Я уверен, он так и поступит!

– Вызвать на дуэль? По какому поводу? Ведь мы только…

– …пели серенаду очаровательной Грациэлле…

– …на которой он прежде всего не имел права жениться. В его-то возрасте!

– Похотливый сатир! А как он себя ведет? Настоящий собственник!

– Не разрешает ей заводить любовников. Даже одного! Не оставляет ее наедине с друзьями!

– Она замужем уже два года и давно могла бы заиметь постоянного спутника – чичизбео. Прискорбно. Возмутительно.

– Моросини – пережиток прошлого. Реликвия! Доисторический тип!

– Как бы то ни было, – твердо сказал Джакомо, – нас должны были предупредить. Мужчина, последовавший дурному совету влюбиться в свою собственную жену, не заслуживает доверия. Он становится безумцем! Такой человек способен на что угодно.

Три ряженых взяли друг друга под руки и направились к противоположному концу моста. Их смех эхом отдавался вслед за ними.

В этот день камердинер разбудил своего хозяина, сорокалетнего аристократа Алессандро Лоредана, впервые в столь раннем возрасте избранного на высший пост комиссара морей, в полшестого утра. Прежде чем выбраться из постели, Лоредан позволил себе небольшую роскошь – выпил чашку очень крепкого кофе, сбросил ночную сорочку и ополоснул лицо и туловище ледяной водой. Побрил его камердинер, но оделся он без посторонней помощи. Алессандро не нравилось, когда слуги чересчур суетились вокруг него.

Он надел чистую батистовую рубашку и быстро, ловко, без лишних движений повязал длинный шейный платок, натянул шелковые чулки и атласные панталоны. Втиснулся в серый шелковый жилет, надел черные сафьяновые туфли и наконец набросил на плечи сюртук из тонкого черного сукна со стоячим высоким воротником. Лоредан поддернул кружевные манжеты так, чтобы они не выступали более чем на сантиметр из-под рукавов сюртука, отряхнул с плеч несуществующие пушинки и быстро оглядел себя в высоком зеркале. Костюм был скроен безупречно, в полном соответствии с вкусами современной моды. Алессандро выглядел безукоризненно элегантным.

Прежде чем выйти из комнаты, он бросил взгляд на картину, висевшую над кроватью. На ней, завершенной великим художником Тицианом в 1555 году, изображался дож Леонардо Лоредан, ведущий в бой свое войско. Его темное, худощавое лицо сияло уверенностью в справедливости отстаиваемого им дела. Одной рукой он высоко над головой поднял сверкающий меч, а в другой держал штандарт с ликом святого Марка. Дож стоял на носу венецианской военной галеры. На заднем плане виднелись лица моряков, исполненных благоговейного страха и надежды. В небе над ними парили Пресвятая Дева Мария и сам святой Марк, их безмятежные улыбки свидетельствовали, что они одобряют грядущую битву.

До сих пор – на дворе стояла зима 1788 года – три члена семьи Лоредан избирались дожами – верховными руководителями Венецианской республики; Алессандро Лоредан рассчитывал стать четвертым.

Проходя через зал, он заметил, что из-под двери комнаты его матери пробивался луч света. Она, следовательно, не спала. Он слегка постучал в дверь, и мать пригласила его войти.

Донна Розальба Мосеньо Лоредан сидела в постели. Ее седые волосы прикрывал домашний чепец. На стеганом покрывале было разбросано множество книг, бумаг, огрызков фруктов и остатков сладостей, носовых платочков и маленьких коробочек. Посреди всего этого беспорядка мирно похрапывала белая