– Я намерен попытаться по мере сил спасти Венецию от полного унижения. Не считаете ли вы, что сдаться без борьбы – позорно?
– Вы окажете сопротивление французам?
– Но, Фоска, я не один выступлю против захватчика, – уверенно сказал Лоредан. – Есть множество людей, рассуждающих так же. Они скорее умрут стоя, чем будут жить на коленях.
– Но ведь это безумие! – задыхаясь, сказала она. – Вы не сумеете защитить город, который не хочет обороняться. От целой армии! О, Алессандро, это невозможно!
– Я сделаю все, что в моих силах, только бы не дать этим головорезам без борьбы захватить Республику, – сказал он спокойно, взяв ее за руки.
– Но вы погибнете, – прошептала она в ужасе. – Погибнете!
Он крепко сжал ей руки.
– Послушайте меня, Фоска. Я не полный идиот. Я постараюсь сохранить свою никудышную жизнь, но не буду убегать от опасности, не буду прятаться. Что бы ни решил сенат, я не капитулирую. Мужчина должен поступать так, как он считает правильным, – заявил Лоредан. – Пусть даже он грубейшим образом, предельно ошибается, как это со мной случалось много раз. Я полагаю, что страна, размягченная наслаждениями, ослабевает, и история подтверждает это. Последние двадцать лет я старался доказать, что нам нужно крепить свою оборону. Если я сейчас убегу, то это будет означать, что годы, отданные мною правительству, не имели никакого смысла. Я не хочу прослыть благородным. Я не благородный. Я не храбр и не особенно стремлюсь стать мучеником. Но я не заслуживал бы имени Лоредан, если бы до последнего вздоха не стал защищать свою родину.
Фоска склонила голову ему на руки.
– Простите, Фоска, что я огорчил вас. Вы были правы, попросив меня не лгать вам. Я почувствовал себя лучше, высказав правду. А теперь идите спать. Уже поздно.
Ее щеки зарделись, а глаза засверкали.
– А что будет с Паоло? – спросила она. – С вашей матерью? С людьми в этом доме, которых обеспечиваете вы?
– Осмелюсь сказать, что все они преодолеют трагедию. Паоло еще ребенок. Он все забудет. А моя мать стара… – Он изучающе взглянул на Фоску. – А вы, Фоска? Вам будет недоставать меня?
– Нам всем будет недоставать вас.
– Конечно, – сказал он нежно, притрагиваясь к ее щеке. – Я не так уж долго был вашим мужем. Да и любовником не был долго. Вы еще молоды и красивы… Очень скоро кого-нибудь встретите и полюбите. Она отступила в сторону.
– Вы сказали, что любите меня. Но ведь это ложь.
– Я не лгу, Фоска. Я действительно люблю вас.
– Нет, не любите. Если бы любили, то не думали бы о том, чтобы покинуть меня! Вы страшно торопитесь уехать и оказаться убитым. Разве не так? Еще одна великолепная демонстрация силы венецианского духа! Какое проявление несносной гордости! Вы думаете, мир оценит ваш поступок… или хотя бы заметит его?
– Нет, – сказал он спокойно, подавляя приступ гнева. – Но я буду знать об этом. И мой сын будет знать.
– Да, тот самый сын, который, как вы считаете, так легко вас забудет. Вы ведь обманываете Паоло. Он сейчас нуждается в вас, а с возрастом станет нуждаться еще больше. Вы способны много дать ему – помочь, научить, направить, но вас это не заботит. Вас волнует только ваша слава. Что за бессмыслица?! Вы не имеете права оценивать свою значимость для других людей. Предполагать, например, что ваша мать не будет страдать, поскольку она стара. Она обожает вас, но вас это не волнует. А я? Вы упорно пытаетесь выдать меня замуж еще до того, как ушли из дома. Продолжаете убеждать себя, что я не люблю вас. Правда же в том, – пытаясь разобраться в двигающих им мотивах, сказала Фоска, – что любовь для вас слишком большая обуза. Вам она причиняет и всегда причиняла одни неудобства, и именно поэтому вас привлекает роль любовника, а не мужа. Вы не хотите жену, Алессандро. И никогда не хотели. Вам нужна была еще одна любовница – очень удобно, что она живет в вашем доме, не предъявляет чрезмерных претензии, готова всегда, как только вы захотите, заниматься с вами любовью, а если не хотите, не показываться вам на глаза. Мне сдается, игра в «даму в маске» нравилась вам даже больше, чем мне. Я полагала, – с прежним напором продолжала Фоска, – что вы переменились. Но вы остались таким же высокомерным, убежденным, что знаете все о других. На здоровье – пусть французская армия изрешетит вас пулями, только прошу, не пытайтесь рассказать, что буду чувствовать при этом я.
Фоска внезапно оборвала свой монолог. У нее перехватило дыхание. Алессандро медленно поднялся.
– Что с вами, Фоска? Она, моргая, смотрела на него.
– Я… я не знаю, – произнесла она дрожа. Фоска прикрыла лицо руками. – Не знаю, что со мной!
Он отвел ее руки вниз и указательным пальцем поднял подбородок.
– Вы начинаете меня любить, – изумленно произнес Алессандро.
Она откинула голову назад.
– Нет! Я ненавижу вас! Ненавижу так, как ненавидела всегда! Даже больше!
– Пожалуй. Иначе не накинулись бы на меня, не позволяя сказать ни слова.
– Дайте мне уйти! – Она вырвалась из его рук. Ее щеки пылали, а глаза наполнились слезами. – Я ненавижу вас, Алессандро Лоредан! Я…
Фоска зажала руками рот и выбежала из комнаты. Дверь с грохотом захлопнулась за ней. Целых две минуты Лоредан стоял неподвижно как каменный столб. Потом стряхнул с себя оцепенение и попытался продолжить паковать и сортировать вещи. Но все валилось из его дрожащих рук. Он споткнулся о край