культуры. Ни российское дворянство с его традициями обломовщины, ни буржуазия, воспитанная на подачках и привилегиях правительства, не оставили после себя никаких значительных культурных ценностей в области организации производства и труда. Недаром Ленин ориентировал партию на изучение немецких образцов организации и дисциплины.

Если и была в Европе и в Америке наука об организации труда и производства, то она находилась еще в начальной стадии своей формации. В этой науке сложились ряды положений аналитического, исследовательски-экспериментального и рационализаторского характера, которые могла использовать Страна Советов. Но в то же время в этой науке сказалась ее роковая социальная ограниченность. Рабочий в капиталистическом обществе поставлен в положение обороняющегося от эксплуатации его буржуазией. Поэтому наука о трудовой производительности была воодушевлена стремлением вскрыть все те оборонительные секреты, которыми вооружается рабочий в своей инстинктивной ненависти к капиталистической эксплуатации. Эта классовая позиция пролетариата до того естественна, до того фатальна, что когда блестящий представитель американской науки об организации труда и производства Ф. Тэйлор «пошел в народ», сам на время стал рабочим, то и он должен был… обороняться вместе со своими товарищами по станку.

У нас, в Советском Союзе, рабочий не объект эксплуатации, а сам творящий субъект нового своего собственного мира. Конечно, и у нас уже в самый первый период Октябрьской эпохи среди рабочих были такие, которых Ленин клеймил, как старающихся «урвать», но передовой авангард рабочего класса ясно сознавал, что он «работает на себя» (слова Ленина), что он должен дать «меру труда» высшую, чем та, которую он, обороняясь от капитала, давал при капиталистическом режиме.

И если понять, что захвативший власть пролетариат должен стремиться к небывало высокой производительности, если почувствовать, что мы работаем в начале беспримерной эпохи человечества, то можно себе представить жгучие надежды молодого нового класса, можно понять небывалое величие самой науки о труде, о труде, под знаменем которого произведен переворот.

Тот, кто по-настоящему прожигался этой верой, тот поймет, как можно верить в массовый, широчайший захват работающего пролетариата энтузиазмом, пытливостью, изыскательством в области развертывания трудовых сил человечества, дремавших тысячелетия.

И вот теперь, в пятнадцатилетие Октября, мы работники в области исследования труда и производства, после многолетней непрерывной работы можем уже определенно сказать, что социалистические трудовые резервы нам кажутся безграничными.

Ленин, выдвинув методы социалистического соревнования в самом начале Октябрьской революции, призывал пролетариат к раскрытию своих трудовых потенций, дремавших при капитализме…

…Социалистическое соревнование на индустриальной стройке выявило трудовые резервы социалистического пролетариата перед всем миром. Вооружение пролетариата исследовательским началом в области труда и производства не только закрепит результаты этого соревнования, но вооружит пролетариат для новых, еще более крупных побед.

Центральному институту труда посчастливилось поработать долгие годы, не понижая исследовательского напряжения, именно в области вскрытия трудовых резервов и мобилизации их для дела социалистической стройки.

8 первом же документе, вышедшем из ЦИТ для широкого обращения среди пролетариата, работающего на советских предприятиях, «Как надо работать», мы формировали законы ровного трудового ритма и закономерно нарастающего напряжения в работе.

Нам стало ясно, что, усиленно работая над культурой труда, работая над воспитанием определенных трудовых привычек, можно добиться работы, при которой амортизация работающего может идти параллельно работе, может быть постоянным зарядом для сохранения и нарастания производительности.

Сосредоточив в ЦИТ энтузиастов, знающих современное индустриальное производство, мы занялись не только разложением сложной работы на ее составляющие, не только разложением движений на элементы, но, что еще важнее, мы минута за минутой, секунда за секундой формировали образование и нарастание квалификации, мы искали законы нарастания этой квалификации, законы образования квалификации работника, как типа трудовой культуры, независимо от ее профессионально-цехового выражения.

Это было время анализа, лабораторного исследования одной операции — рубки зубилом. Модель этого исследования питала потом исследования десятков и сотен производственных операций — мускульно-инстру-ментальных, станочных и монтажных.

«Узкая база» исследований, «узость», микроскопичность исследований давала возможность именно ворваться в неуловимое для эмпирического наблюдателя, скрытое от него развертывание трудового потенциала работника. Ни работа пальцев, ни движение кисти в целом не уловимы ни в ударе, ни в быстром нажиме; они раскрываются лишь тщательно проводимым анализом, фотографической камерой, пленкой киноаппарата, иногда только при помощи цейтлупы. Но поймать движение, дать анализ нарастания культуры, создать потом аналитический график нарастания трудовой культуры — это значит разрешить задачу наиболее рационального, наиболее быстрого и наиболее прочного воспитания трудовых движений.

На базе вскрытия этих элементарных законов, на базе построения графика воспитания движений удалось построить сложнейшую, рассчитанную программу формирования профессий с их разделами умений и знаний.

Что же было удивительного в том, что если обычно, в силу традиции веков, формирование квалификации продолжалось годы и годы, да еще в обстановке улавливания производственных секретов, что же удивительного в том, что нам удавалось сформировать эту (и в то же время рационализированную в своих приемах) квалификацию в течение нескольких месяцев, а иногда и недель?

И несмотря на всю сложность обстановки, несмотря на ожесточенную борьбу, нам удалось развернуть базы для полумиллионной подготовки рабочих по методам ЦИТ.

Однако нас как лаборантов, прорвавшихся в тайники формирования квалификации, все время интересовал вопрос о точном отображении, записи и чтении (при посредстве регистрационной аппаратуры) самого процесса производственной работы в ее самых молекулярных выражениях.

Мы полагали, что если мы добьемся регистрации, да еще одновременно проводимой по различным функциям самого человеческого организма, то мы извлечем величайшие тайники наиболее рационального распределения трудовых усилий работника, совмещения функций, использования одной рабочей функции не только как имеющей самостоятельное трудовое значение, но в то же время как амортизатора другой. Тут прельщала мысль о неутомимом работнике; неутомимость должна получаться закономерным чередованием трудовых функций при непрерывной, однако, работе.

Только Октябрьская революция могла создать базу для такого эксперимента, который мы назвали трудовой клиникой. Вскрывать на огромной массе рабочих совершенно открыто без всякой утайки от них все сложное функциональное распределение их производственных и трудовых функций, точно, здесь же в цехе, давать аншлаги о распределении функций установки, чистой работы по непосредственному преодолению сопротивления в обрабатываемом материале, контрольных функций, устанавливать соответствие между этими функциями и дыханием, пульсом, газообменом, изменениями в крови и в моче — это можно делать именно у нас в Стране Советов, где трудовое соревнование и его результаты приносятся как достижение в общую сокровищницу социалистического строительства.

Но нам удалось еще усилить эти благоприятные тенденции. Ведь гораздо интереснее проводить этот клинический анализ не в среде со сложившейся и устоявшейся квалификацией, какую представляет рабочий, пробывший долгое время на производстве, а в той именно среде, какая характерна для обучающегося производству да еще рациональными, экономичными методами. Огромные массы курсантов ЦИТ, как раз те, кто именно формирует свою квалификацию, кто находится в непрерывном и быстром росте, они-то и стали по преимуществу той благодарной, активно настроенной средой, где действовала цитовская трудовая клиника.

Проведение клинического эксперимента стоило огромного труда. Прежде всего были трудности технически-лабораторного порядка; нужно было все записи сосредоточить в одном месте, в одном аппарате, на одной кинографической ленте, нужно было разрешить передачу показателей на огромное