— Постучись в эту дверь.
— Чапелтаун, Спенсер Маунт, дом три, квартира пять, — прочитал он. Я положил вторую записку обратно в карман.
— Ага.
— И кто там живет?
— Барри Джеймс Андерсон, знакомый Барри Гэннона и герой ряда снимков и аудиозаписей, которые ты найдешь в этом мешке.
— Почему ты отдаешь его мне?
Я смотрел на край плоского коричнегого поля, на голубое небо, которое постепенно становилось белым.
— У меня больше ничего нет.
Фрейзер положил бумажку в карман и достал блокнот.
— А что у тебя есть для меня?
— Не так уж и много, черт побери, — ответил Фрейзер, открывая блокнот.
— Признание?
— Не дословно.
— Подробности?
— Подробностей нет.
— Что он сказал насчет Жанетт Гарланд?
— Он просто раскололся и все.
— Сьюзан Ридьярд?
— То же самое.
— Проклятье.
— Да уж, — сказал сержант Фрейзер.
— Значит, ты думаешь, это он?
— Он признает свою вину.
— Он не сказал, где он все это делал?
— В своем Подземном Царстве.
— У него не все дома.
— А у кого — все? — вздохнул Фрейзер.
Сидя в зеленой машине у бурого поля под белым небом я спросил:
— Это все?
Сержант Фрейзер опустил взгляд в свой блокнот и сказал:
— Мэнди Уаймер.
— Черт!
— Сосед нашел ее вчера около девяти часов утра. Она была изнасилована и повешена на проводе, на люстре. С нее был снят скальп.
— Снят скальп?
— Так обычно делают индейцы.
— Черт.
— Вашему брату этого не рассказывают, — улыбнулся Фрейзер.
— Снят скальп, — прошептал я.
— Там еще и кошки порезвились. Настоящий фильм ужасов.
— Черт.
— Тебя сдал твой бывший начальник, — сказал Фрейзер и закрыл блокнот.
— И они думают, что это сделал я?
— Нет.
— Почему нет?
— Ты — журналист.
— Ну и что?
— Они думают, что ты можешь знать, кто это сделал.
— Почему я?
— Потому что, выходит, ты был последним, кто видел ее в живых, вот почему, едрит твою.
— Черт.
— Она не упоминала о своем муже?
— Она ничего не говорила.
Сержант Фрейзер снова открыл блокнот.
— Соседи сообщили нам, что во вторник после обеда мисс Уаймер с кем-то ругалась. Согласно показаниям твоего бывшего работодателя, это было непосредственно до или сразу после того, как она встречалась с тобой.
— Я понятия об этом не имею.
Сержант Фрейзер посмотрел мне прямо в глаза и снова закрыл блокнот.
— Я думаю, ты врешь.
— Зачем мне врать?
— Не знаю. Может, по привычке?
Я отвернулся и уставился поверх мертвой бурой изгороди на мертвое бурое поле с мертвым бурым деревом.
— Что она сказала про Клер Кемплей? — тихо спросил сержант Фрейзер.
— Не так уж и много.
— А конкретно?
— А ты что думаешь, здесь есть какая-то связь?
— Это очевидно.
— Какая же? — спросил я, чувствуя, как хрипит мой пересохший рот и стучит мое влажное сердце.
— А ты как думаешь, на хер, какая тут может быть связь, если она участвовала в следствии?
— Ноубл и компания это отрицают.
— Ну и что? Все знают, что это правда.
— И что дальше?
— И дальше все всегда упирается в тебя.
— В меня? А я-то тут при чем?
— Ты — отсутствующее звено.
— Которое типа все соединяет?
— А вот это я у тебя должен спросить.
— Тебе надо было быть журналистом, черт побери, — сказал я.
— И тебе тоже, — прошипел Фрейзер.
— Иди ты на хер, — ответил я, заводя двигатель.
— Все взаимосвязано, — сказал сержант Фрейзер.
Я дважды посмотрел в зеркало заднего обзора и выехал с площадки. На перекрестке Б6134 и А655 Фрейзер сказал:
— В полночь?
Я кивнул и подъехал к «макси», стоявшей перед пустым гаражом.
— Давай в Морли, — сказал сержант Фрейзер, взял мешок и вышел из машины.
— А почему бы и нет?
Осталась последняя карта. Я бросил взгляд в зеркало и выехал на дорогу.
Сити Хейтс, Лидс.
Стоя под белым небом, которое становилось серым и угрожало дождем, но никогда не обещало снега, я закрыл машину и подумал, что летом здесь, должно быть, очень неплохо.
Простая высотка постройки 60-х годов: облупившаяся желтая и небесно-голубая краска, тронутые