под подушкой. Он грабит своих чужаков, если вы понимаете, что я имею в виду. Полиция полагает, что он просто выбирает большие дома, но мне кажется, он мстит пришлым людям. Меня, заметьте, он не побеспокоил. Меня не считают здесь совсем своей, но в то же время я здесь и не чужая. В некотором роде я — почетный гражданин Уэллера.
— И кого вы подозреваете?
— Есть тут такой парень — Гордон. Немного диковатый. Имеет сомнительных приятелей, разъезжающих на машинах, которые явно им не по карману — большинство из них не работает. Готова спорить, что это он.
Она поставила омлет в духовку и нарезала хлеб толстыми ломтями. Аргайл взял один кусок.
— А я думал, в такой глуши не бывает преступности, — сказал он.
— Странно слышать это от вас — только сегодня утром вы обнаружили тело убитого человека. Временами здесь чувствуешь себя как на Диком Западе. Посмотрели бы вы, как по пятницам они все напиваются и начинают устраивать драки.
— Кто? Местные?
— А в остальное время бьют своих жен. — Она посмотрела на Аргайла и усмехнулась. — Я вижу, вы никогда не жили в маленьких поселках. Вам, наверное, представлялось, что это крытые соломой уютные домики, сидр и любовь на сеновале.
Аргайл улыбнулся абсурдности ее предположения.
— Так вот, ничего подобного здесь нет, мой милый, — продолжила Мэри Верней. — Все человеческие страсти и пороки есть в английском поселке. Инцест, адюльтер, продолжите список сами. У нас же имеется всего лишь один убийца, да и то предположительно. Церковный староста. Джейн Остин не знала и половины того, что здесь происходит.
— Вы шутите.
— Возможно. Но доподлинно известно, что он не ладил со своим братом, который каким-то образом ухитрился отхватить себе ногу цепной пилой и умер от потери крови. Его нашли в поле. Это случилось много лет назад. Выводы, как говорится, делайте сами. Полиция, естественно, запротоколировала несчастный случай.
— А родственники не пытались протестовать?
— У него была только жена. Собственно, из-за ее шашней с его братом все и произошло. Так говорят.
— О-о, — сказал Аргайл с набитым ртом.
— Так сильно проголодались? — спросила она. Он кивнул.
— Но я надеюсь, вы не думаете, будто я пришел к вам только затем, чтобы поесть?
— Даже если так, я не против. Конечно, когда дети покидают родное гнездо и разлетаются кто куда, приходит ощущение свободы, но иногда, по вечерам, я чувствую себя одиноко. Особенно в этом дурацком огромном сарае.
— А-а.
— Вот ваш омлет с ветчиной и шоколад.
Аргайл занялся едой, и разговор на время прервался. Омлет с ветчиной оказался поистине великолепным. Мэри Верней приготовила его по особенному рецепту: она нарезала ветчину соломкой, подрумянила ее на гриле, затем выложила на противень тонким слоем, бросила туда кусочек масла и разбила три свежих яйца. Потом полила сверху сливками и густо посыпала красным перцем. И все это поставила в духовку. Изумительно.
— Простите, что спрашиваю, — поднял голову от тарелки Аргайл, — вы когда-нибудь жили за границей?
— Что навело вас на эту мысль, дорогой Шерлок Холмс?
— То, что в Англии готовят омлет иначе.
— Да, вы правы. Меня выдают такие мелочи, как готовка, — я, например, не варю фасоль три четверти часа. Только не говорите никому; местные жители и так меня недолюбливают, считая, что я приехала из Лондона. Но я полагала, вам уже все обо мне рассказали?
— Кто?
— Ну, вы же заходили в паб. Думаю, не успели вы сесть за стол, как вам уже выложили всю мою биографию.
— Действительно, парочку замечаний я услышал. Но увы, ничего скандального. Вот только отказ провести ежегодный праздник, похоже, сильно подпортил вам репутацию.
— О Господи, — вздохнула она, — боюсь, мне никогда этого не простят, хотя это практически единственное мероприятие, которое я пропустила после смерти Вероники. Знаете, когда я унаследовала поместье, я даже представить себе не могла, сколько обязанностей свалится на мою голову; оказывается, хозяйка Уэллер-Хауса должна непременно участвовать во всех общественных мероприятиях и проявлять неусыпную заботу об односельчанах. Я должна восхищаться их роскошными пионами, детьми, свиньями… от всего этого я с криком просыпаюсь по ночам. Если мне еще хоть раз предложат съесть ячменную лепешку, боюсь, меня просто вырвет. А праздник… в тот день я уехала по делам. Праздник открыл викарий, и я уверена, он справился с этим гораздо лучше меня. Но здешний народ, похоже, уверен, что за пределами Норфолка жизни не существует.
— Охотно верю.
— Простите, но иногда я начинаю сходить здесь с ума. А что еще они вам наговорили?
— По правде говоря, не так уж много. Меня больше интересовала информация о Джеффри Форстере. Я попытался расспросить о нем…
— И?..
— Практически безуспешно. Я только понял, что ваша кузина ему симпатизировала и даже продала ему дом и еще что вы сразу невзлюбили Форстера.
— Держу пари: это был Джордж Бартон.
— Наверное. Пожилой мужчина с собакой.
— Ну точно, он. Это наше местное радио.
— Мне он показался мрачноватой личностью.
— Вообще-то для него смерть Форстера — праздник. Форстер получил во владение коттедж, который арендовал Бартон, и собирался выселить его оттуда. Надумал устроить там загородную виллу для богатых лондонцев. Думаю, полиция еще доберется до Бартона.
Аргайл сказал, что все это очень интересно. Местный колорит. Ему начинало здесь нравиться.
— Послушайте, — вдруг сказала Мэри Верней, — если вы пришли не для того, чтобы поесть, то зачем?
— Чтобы попросить еще об одной услуге.
— Выкладывайте.
— Вы что-то говорили насчет ночлега…
— В гостинице не нашлось комнаты?
— Э-э…
— Бесспорно, это не «Хилтон». Оставайтесь, я буду рада. Уж чего-чего, а места у меня хватает. Двенадцать спален. Выбирайте любую. Правда, они уже лет десять как не используются по назначению.
— Это напоминает мне паб.
— Нет, у меня, конечно, условия получше, особенно в тех спальнях, где еще не отслоились обои из-за протечек. Но холод в них такой же, как в пабе. Вы женаты?
— Э-э?
— Вы женаты?
— О, нет, не совсем.
— Собираетесь жениться?
— Думаю, да. Возможно.
— Думаете? Возможно? Не совсем?
— Флавия никак не может решиться. Обычно она действует молниеносно, но когда речь заходит о