«следят за тем, что происходит в правительстве», а 38 % говорят, что следят за политикой «время от времени», или «почти никогда»[55]. Однако из этого, разумеется, не следует, что такой институт как референдум не имеет права на существование.
При этом следует отметить, что далеко не всегда и мажоритарная модель прямой демократии дает возможность проведения ответственной политики.
В американской политической культуре слово «демократия» изначально использовалось в негативном смысле как власть толпы. Противники Джорджа Вашингтона пренебрежительно называли его партию демократической. Трудностями становления демократии в США объясняется сохраняющееся до сих пор недоверие американцев ко многим демократическим институтам. Напротив, в традициях русской политической культуры доверие к мнению и разуму большинства укоренено достаточно глубоко. Тем не менее, в современной российской политической системе на запуск процедуры референдума наложены серьезные ограничения. Это связано с тем, что референдум как механизм прямого волеизъявления может быть использован только в крайних случаях, когда рутинные процедуры осуществления демократического правления не срабатывают.
В современных демократиях партийная система перестает быть основным институтом, с помощью которого избиратели контролируют правительство, она становится пространством, где согласуются и продвигаются групповые интересы. Этому превращению способствует развитие и усиление институтов гражданского общества, которые в демократических сообществах отделены от государства. Общество все больше фрагментируется, социальные связи, некогда казавшиеся нерушимыми, распадаются.
Единство сообществ обеспечивается теперь не столько их культурной гомогенностью, сколько институциональными и процедурными формами. Если в начале ХХ века, когда на историческую арену вышли массы, возобладала тенденция к этатизации, в результате чего оказались востребованы тоталитарные и авторитарные формы правления и как следствие этого централизованные массовые партии, то к началу ХХI века в результате усложнения общественных структур произошло разгосударствление политической жизни и массовые партии потеряли свою функциональность. Теперь партийная система стала лишь одним из многих институтов, обеспечивающих исполнение демократических процедур, которые позволяют учитывать и согласовывать интересы всего многообразия групп, составляющих сообщество. Политическая стратификация в современных демократических сообществах усложнилась настолько, что сегодня вопрос о распределении власти внутри них составляет предмет актуального социокультурного творчества.
До сих пор ни одна политическая культура не смогла разрешить все те проблемы, которые возникли в результате кризиса классической партийности. И прежде всего эти проблемы связаны с размыванием партийной субъектности. Унаследовав от старых партий символический капитал, современные партии потеряли традиционную социальную базу. Видный американский политический деятель Джордж Уоллес, например, отметил, что различие между республиканцами и демократами уже «не стоит и десяти пенсов». Ту же тенденцию демонстрирует и современная российская политическая практика: большинство партий претендует на право представлять и отстаивать одни и те же ценности.
Комментируя президентское Послание Федеральному Собранию РФ 2006 года, все без исключения лидеры российских парламентских партий, как проправительственных, так и оппозиционных, заявили, что президент обнародовал ключевые моменты их собственных партийных программ. Это свидетельствует о том, что современные партии склонны конкурировать между собой за право определять общенациональную политическую повестку, а собственно не за голоса тех, кто составляет их непосредственную социальную базу.
На протяжении всего ХХ века партия считалась самой мощной организацией, сосредотачивающей в себе ресурсы того политического субъекта, интересы которого она представляет. В современной же ситуации партии становятся структурами, которые конкурируют между собой за право представлять интересы всего многообразия групп, из которых состоит сообщество.
В России начавшийся процесс партизации политической жизни встроен в общую логику трансформации принципа партийности – партийная борьба перестает быть конкуренцией идеологий и становится конкуренцией за право представлять ответственную политическую работу.
Предложение российского альтернативного проекта неклассической партийности имеет целью преодоление кризиса классической партийности, симптомы которого отечественная политическая культура переживала на протяжении 1990-х. Это значит, что современная партийная система должна переориентироваться на выработку таких механизмов осуществления демократии, когда партии становятся инструментом согласования интересов всех групп, входящих в структуру общества, а не только отдельных страт или классов, то есть субъектом ответственной политической работы.
Суть демократического правления заключается в том, что правление осуществляется народом. Это значит, что народ должен обладать такими инструментами распределения власти, которые позволяют гражданам формировать власть и влиять на нее. Классические демократические системы ориентировались на создание таких институциональных каналов участия граждан в политической жизни, которые приемлемы для доминирующей политической культуры. Это значит, что под демократией понималось рутинное поведение граждан в логике исполнения демократических процедур.
Нетрадиционные методы участия граждан в демократическом процессе, которые идут вразрез с доминирующими нормами, резко осуждались. Причины этого объяснимы. Например, терроризм, как метод «вооруженной пропаганды» с использованием насилия для передачи политической информации через СМИ, не может быть признан общественно приемлемой политической практикой. Однако существуют такие нетрадиционные методы политического поведения, которые современное общество вынуждено допускать. Более того, некоторые из них, такие как забастовка, уже давно получили легальный статус.
Дело в том, что зачастую только нетрадиционные методы политического участия могут обратить внимание общества на несовершенство рутинных форм политической жизни, установленных имеющимися институтами и процедурами. Проблема заключается в том, что общество должно уметь задавать нормы нетрадиционной политической борьбы. Эти нормы необходимы для того, чтобы выводить из политического процесса те группы граждан, которые используют нетрадиционные методы политического участия в своих целях, когда их ресурсов не хватает для продвижения собственных интересов. Нетрадиционные формы участия в политической жизни допускаются только тогда, когда «неформалы» обращают внимание на недостатки рутинных процедур, а не пытаются переложить ответственность на все общество за недостаточность собственных ресурсов. Цель нетрадиционной политики – войти в зону нормы, то есть исправить наличную ситуацию, чтобы обеспечить функциональность традиционных инструментов политического влияния.
Способность граждан влиять на политику государства через его институты – свидетельство состоятельности демократического общества. Готовность демократического общества развиваться и менять формат демократических процедур, исходя из потребностей времени, – условие жизнеспособности демократии. Готовы ли современные политические культуры меняться и воспринимать демократию как социокультурное творчество?
Здесь важно понимать то, что установление норм демократии и партийной системы как ее составной части не может быть монополизировано одной политической культурой. Универсальный характер демократических ценностей не означает, что национальные политические культуры не могут выстраивать и предъявлять свои формы участия граждан в политической жизни.
Выходом из такой сложной ситуации может стать изменение источников субъектности и смещение партийной идеологии в сторону социального популизма, что само по себе не влияет на политику государства в лучшую сторону, но позволяет сохранить двухпартийную систему как важный институт для осуществления делегированной субъектности.
Кризис партийных систем, начавшийся в Европе после Второй мировой войны, во многом стал следствием размывания идеологических платформ именно в двухпартийной системе. Партии-субъекты, осознавая свою статусную стабильность, замкнулись в себе, поставив свои интересы выше интересов избирателей, что, разумеется, привело к увеличению популярности маргинальных партий и партийных образований.
Сегодняшний кризис доверия к партиям как субъектам реального политического действия связан с тем, что коллективное медийное сознание не оперирует термином «дело», заменяя его туманным понятием «общий образ» и выбрасывая партию в сферу чистых информационных технологий. Партия превращается из
