членов общества, а не просто служить посредником между отдельными группами и правительством.

В итоге две основных партии США все больше и больше расширяли свою социальную базу и внедрили представление об электоральном рынке, который нужно охватить в наибольшей степени. Социальные, классовые и религиозные различия оказались тем, чем можно пожертвовать в процессе построения универсальной программы. Идеологические пункты программ обеих партий (демократов и республиканцев) отличаются друг от друга в незначительной степени – скорее, на результаты голосования в настоящее время влияют исторические моменты, связанные с происхождением и традиционной поддержкой той или иной партии в разных регионах и стратах общества, характеристики предвыборных состязаний кандидатов от двух партий, а также использование конъюнктурных обстоятельств.

Сильные стороны всеохватных партий оказались одновременно и их уязвимыми местами. Нельзя сказать, что этот тип партий ушел в историю – напротив, большинство современных правящих партий сохраняют многие их черты. Однако ситуация в развитых демократиях достаточно давно демонстрирует кризис партий этого типа. Он обусловлен рядом факторов, из которых наиболее важным является структурная особенность этих партий – их апелляция к максимально широкому кругу избирателей и, как следствие, потенциальная фрустрация этих избирателей, которые все больше ощущают, что большая политика не имеет к ним и их интересам никакого отношения. Всеохватные или, как их подчас называют, народные партии уходят все дальше от народа, уступая политическую инициативу группам и движениям, вынесенным за пределы основной политической борьбы вокруг избираемых постов. Слабость таких партий в области интеграции общества, в представлениях и реализации внятного политического курса (поскольку такие партии все время вынуждены лавировать между различными позициями, стремясь удовлетворить абсолютному большинству избирателей и задать устойчивый политический мэйнстрим) приводит к неопределенности позиций избирателей и к повышению их волатильности (отклонения от среднестатистических характеристик избирательного поведения, на которые, собственно, и ориентируется классическая партия).

Другой фактор, предопределивший кризис господствующих до 1970-х партий всеохватного типа – экономические проблемы, с которыми столкнулись практически все государства социального типа, что создало основания для подъема неолиберальных идеологий (например, тэтчеризма) и, соответственно, для новой поляризации политических позиций. Кризисные тенденции в недрах социального государства одновременно делегитимировали позиции партий в различных институтах общества (и партийное государство в целом), поскольку партии не справлялись со взятыми на себя социальными обязательствами. В результате общество, например, поддержало проекты приватизации различных государственных служб, осуществлявшиеся сторонниками неолиберальной идеологии.

Многочисленные новые партии и движения аккумулировали недовольство избирателя (приобретшего в эпоху народных партий склонность к отказу от участия в выборах и в официальной политической жизни) и позволили задать параметры современного политического поля, основные характеристики которого совмещают многие особенности партий старого типа и в то же время вносят много новых моментов, доминантные черты которых пока остаются под вопросом. Многие ученые пытались выделить «постсовременные» или «постматериалистические» партии в качестве нового господствующего типа, однако этот вопрос в целом следует отнести скорее к области перспектив эволюции современных партийных систем.

Несмотря на то, что модифицированные новые партии (к которым могут быть отнесены как западногерманские «зеленые», так и британские новые лейбористы – new labor) не получили пока четкого определения, ряд значимых тенденций действительно имеют место.

Новые партии с 1970-х годов не являются партиями, созданными на пустом месте, скорее речь идет о попытке справиться с политическими и социальными вызовами, сформировав иные программы и способы работы с социальным базисом. Поскольку эти партии часто апеллировали к социальным движениям, выступавшим в качестве оппонентов и конкурентов старых, организованных и бюрократических партий, новая волна модернизации привела к возникновению еще более подвижных, открытых, лабильных структур, которые часто ориентируются на конъюнктурные явления избирательного рынка.

Ослабление партийной дисциплины, появление каналов массовой коммуникации, альтернативных государственному телевидению (частные телеканалы, Интернет), привязка к многочисленным локальным группам, исключенным из «большой политики» массовых и народных партий, новый популизм и стремление снизить уровень профессионализации политики и политиков – все это черты новых партий, политическая идеология которых покрывает практически все классическое политическое поле, от крайнего правового до крайне левого фланга.

Новые партии возникают вследствие изменений на общеполитическом и структурном уровне, а не на уровне только программ и манифестов. Фактически к новым (новым именно по социальным параметрам) партиям могут быть отнесены как видоизмененные социал-демократические, которые в современной Европе могут осуществлять неолиберальную политику, так и экологические партии или же популистские и националистические партии вроде партии Пима Фортейна («Список Пима Фортейна»), отколовшейся от партии «Нидерланды для жизни».

В конечном счете, современные партии демонстрируют как преемственность, так и разрыв с партийной системой, сформировавшейся в США и Западной Европе в послевоенный период. Преемственность выражается, в частности, в продолжающейся коммерциализации и профессионализации политики, в расширении политического «рынка», тесно связанного с экономическим, в усилении корпоративистских моментов, в росте зависимости партий от взаимодействия с государственными институтами, в том числе в области их финансирования. Разрыв проявляется в элементах партийного регулирования, децентрализации и фрагментации партийных методов мобилизации сторонников (поэтому, в частности, понятие номинального члена партии становится все менее значимым).

Тенденция к созданию более мобильных и более «рыночных» партий отражает усилившуюся конкуренцию на политическом поле и возможность давать адекватный ответ на те политические вызовы, с которыми плохо справлялись большие партийные аппараты (пример такого вызова – вопрос иммиграции в современной Европе). Эта тенденция коррелирует с распространением краткосрочности действий и курсов новых партий, а также с акцентом на политическую конъюнктуру. Вместо устойчивых сторонников партии ищут быстро мобилизующиеся группы, играя на политическом рынке примерно так же, как можно играть на валютном, пользуясь непредвиденными колебаниями курса.

В результате всех этих изменений в партийную политику возвращаются некоторые черты, свойственные партиям еще на самом первом этапе их существования. Так, несмотря на тенденции депрофессионализации политики, роль отдельных партийных лидеров растет, избирательные кампании носят все более индивидуализированный характер. Отсутствие четкого социального базиса позволяет им легче вступать в коалиции с крупным, в том числе и транснациональным, бизнесом, становясь проводником его интересов. В то же время партии все чаще вынуждены обращаться к спорным содержательным вопросам, например, относящимся к сфере охраны окружающей среды, национальных и религиозных конфликтов, миграционной политики и так далее. Это не позволяет им замыкаться на всеобъемлющих курсах, якобы удовлетворяющих интересам большей части населения.

Другая сторона размывания политики народных партий обозначается во все большем погружении некоторых из них в государственные структуры – такие партии противостоят тенденциям идеологического