освобождение от вынужденного воздержания, а для нее, наверное, стала спасением от одиночества и последним безоглядным прыжком в утраченную юность.

Вечером, когда они приехали в Балнед, ее вдруг сковала застенчивость, она пыталась отгородиться от Конрада заботами, чувствуя, точно молодой зверь, что опасность рядом. Но сегодня утром она была тиха и спокойна. Он проснулся поздно, а спал блаженно и крепко, как не спал уже много месяцев. Ее не было. Он оделся и сошел вниз. Вирджиния была в кухне, готовила завтрак, варила кофе и разговаривала со спаниелями. Она все еще была бледна, но уже не в таком нервном напряжении, и встретила его улыбкой. Сидя за завтраком, они болтали о чем-то незначительном и постороннем. Он с уважением отнесся к ее сдержанности. Может быть, так оно и лучше, не стоит выворачивать душу наизнанку и искать рациональных объяснений тому, что произошло.

Любовник на одну ночь… Возможно, для Вирджинии их встреча значит не больше. А вот с Конрадом обстоит иначе. Он бесконечно благодарен судьбе за то, что она свела их в тот миг, когда оба особенно остро страдали от горя и одиночества и отчаянно нуждались друг в друге. События развивались естественно, сами собой, близость была нужна им как воздух.

Он ни о чем не жалеет и не слишком тревожится за Вирджинию. А сам он двенадцать лет назад был влюблен в Вирджинию и не уверен, что сейчас что-то изменилось.

Его взгляд уловил какое-то движение. В небе появился коршун, он медленно парил в вышине, потом начал снижаться кругами. Из кустов ниже на склоне, точно залп фейерверка, вылетела еще одна стайка куропаток и с фантастической скоростью понеслась по ветру к югу.

— Я надеялся, мы увидим гораздо больше куропаток, — сказал Арчи. — Завтра мы будем охотиться в этом ущелье. Обойдем отроги.

— Вы тоже пойдете?

— Да. Это все, что мне сейчас доступно, если, конечно, смогу спуститься вниз. Горы теперь не для меня, и это единственное, о чем я жалею. Я любил бродить по склонам с друзьями и десятком собак, это были лучшие дни в моей жизни. Теперь осталось только вспоминать.

Конрад думал — решиться или не стоит? Двое мужчин почти весь день провели в обществе друг друга, но, не желая показаться любопытным и бесцеремонным, Конрад всячески избегал разговоров об искалеченной ноге Арчи. Однако сейчас вопрос прозвучал вполне естественно.

— Как вы потеряли ногу? — словно мимоходом спросил Конрад.

Арчи не спускал глаз с коршуна.

— Мне ее отстрелили.

— Несчастный случай на охоте?

— Нет, не на охоте…

Ястреб на миг завис, нырнул и взмыл в небо с добычей — в клюве трепыхался зайчишка.

— …на войне в Северной Ирландии.

— Что вы там делали?

— Служил. Мой полк туда отправили.

— Когда это случилось?

— Семь, да, пожалуй, уж восемь лет назад.

Коршун улетел. Арчи обернулся и посмотрел на Конрада.

— Войска находятся в Северной Ирландии уже двадцать лет. Иногда мне кажется, что в мире забыли, как долго тянется этот кровавый конфликт.

— Двадцать лет — большой срок.

— Мы отправились туда, чтобы остановить насилие, чтобы сохранить мир. Но насилие не остановлено, и до мира по-прежнему далеко. — Он положил бинокль и облокотился на камень. — В летние месяцы к нам сюда приезжают американские туристы. Мы обеспечиваем их ночлегом, устраиваем развлечения, кормим их и поим, ведем разговоры. В этих разговорах нередко заходит речь о Северной Ирландии. И обязательно какой-нибудь остряк заметит, что Северная Ирландия — это английский Вьетнам. Я научился сразу переводить разговор на другую тему.

— У меня не было намерения так говорить. Про Вьетнам. Я бы никогда не позволил себе.

Арчи заглянул Конраду в лицо.

— Вы были там, во Вьетнаме?

— Нет. Я с восьми лет ношу очки. И был признан негодным.

— А если бы не освобождение от службы, пошли бы воевать?

Конрад покачал головой.

— Не знаю. А вот мой брат пошел, в морскую пехоту. Подорвался десантный катер. И он погиб.

— Ужасная, кровавая, бессмысленная война. Хотя любая война ужасна, кровава и бессмысленна. А в Северной Ирландии особенно, потому что вражда уходит корнями в прошлое, а никто не хочет вырвать корни и посеять, наконец, что-то новое и достойное.

— Под прошлым вы подразумеваете Кромвеля?

— И Кромвеля, и Вильгельма Оранского, и битву на Бойне,[18] и «черно-рыжих» карателей, и молодых парней, которые объявляли бессрочную голодовку и умирали. Я имею в виду давние, горькие и незабытые обиды, и безработицу, и сегрегацию, и запретные зоны, и религиозную нетерпимость. И самое ужасное то, что нормальная логика тут неприменима.

— Вы долго там пробыли?

— Три месяца. Должен был четыре, но к тому времени, когда батальон возвратился на родину, я уже был в госпитале.

— А что случилось?

— Со мной или с батальоном?

— С вами.

Ответом Конраду было тяжелое, красноречивое молчание. Арчи как будто бы снова заинтересовался тем, что происходило вдали, на противоположном склоне горы. Его профиль показался Конраду суровым, осунувшимся, окаменелым. Конрад почувствовал его нежелание говорить на эту тему и поспешил дать задний ход.

— Простите.

— За что?

— Расспрашиваю. Поверьте, я не из праздного любопытства.

— Ничего. Это был несчастный случай. Инцидент. Слово, под которым подразумеваются взрывы бомб, убийства, засады, вообще любое кровопролитие. Это слово чуть не каждый день слышится в «Вечерних известиях». Инцидент в Северной Ирландии. Вот в один такой инцидент я и попал.

— Вы принимали участие в боевых действиях?

— Там все принимают. Хотя, вообще-то, я был командиром штабной роты.

— Приходится читать, конечно, и слышать, но все-таки трудно себе представить, какая там обстановка на самом деле?

— Все говорят, там местность очень живописная.

Конрад хотел было заметить, что спрашивал не об этом, но передумал и промолчал, предоставив Арчи продолжать.

— Некоторые места в Северной Ирландии действительно очень красивы. Мне иногда по делам службы приходилось оставлять штаб и объезжать посты. Часть из них, вдоль самой границы, располагалась в бывших полицейских участках, они представляли собой настоящие осажденные крепости, куда добраться можно было только на вертолете. Если ехать по дороге, был риск попасть в засаду. Так вот, вид сверху — замечательный. Тогда как раз была весна, начало лета. Озера Ферманага, холмы Морна… — Арчи замолчал, криво усмехнулся и покачал головой. — Хотя надо было все время помнить, что холмы спускаются не только к морю, но и к границе, в непроходимые места.

— Значит, вот где вы служили.

— Да. В самом пекле. Края там совсем не похожи на наши. Крохотные ярко-зеленые лоскутки полей, извилистые деревенские дороги, пруды, речки. Население редкое. Маленькие хозяйства, подслеповатые, грязные домишки, вокруг — брошенная сельскохозяйственная техника, ржавеют остовы автомобилей, тракторов. Но все так мирно, идиллично. Иной раз даже трудно поверить, какие вещи творятся среди этой