Хорошо, что он решил пройтись пешком. Ноэль не спеша шагал по тихим зеленым улицам, мимо фешенебельных особняков, по стенам которых вилась глициния, а за оградой распускала свои роскошные цветы магнолия. Выйдя на Бромптон-роуд, он перешел на другую сторону и свернул на Уолтон-стрит. Здесь Ноэль умерил шаг, то и дело останавливаясь перед изысканными витринами. В художественной галерее продавались эстампы со спортивными и охотничьими сюжетами: мчалась лисья охота, скользили по Темзе восьмерки, на картинах маслом неслись по снегу с фазаном в зубах верные лабрадоры. Он мечтал приобрести Торнбурна и долго стоял, любуясь его картиной. Может, завтра позвонить и справиться о цене… Ноэль двинулся дальше.

Когда он дошел до Овингтон-стрит, на часах было без двадцати пяти восемь. Вдоль тротуаров выстроились в ряд машины обитателей квартала, а по середине улицы гоняли на велосипедах подростки. Дом Пеннингтонов стоял в глубине квартала. Ноэль был уже почти у цели, когда на тротуаре появилась девушка, она шла к нему навстречу с белым шотландским терьером на поводке. Судя по всему, к почтовому ящику, поскольку в руках держала конверт. Ноэль скользнул по ней взглядом. Синие джинсы, серый свитер и волосы цвета абрикосового джема. Невысокая и не сказать, чтобы очень тоненькая. Решительно не в его вкусе. И все же, когда она прошла мимо, он оглянулся: что-то в ней было знакомое, но где он мог ее встречать? Может, на какой-то вечеринке? Волосы у нее, конечно, приметные.

Прогулка все же несколько утомила его, и очень хотелось пить. Вот сейчас он и попьет. Ноэль забыл о девушке, поднялся по ступенькам, нажал кнопку звонка и взялся за ручку двери с готовым приветствием на устах: «Привет, Делия! Вот и я».

Но дверь не открылась. Странно. Делия знает, что он вот-вот явится, обычно она оставляла дверь на задвижке. Ноэль снова позвонил. И подождал.

Тишина. Они должны быть там, говорил себе Ноэль, но уже знал, что никто не отзовется на звонок, что Пеннингтонов, чтоб им пусто было, нет дома.

— Послушайте…

Ноэль отвернулся от негостеприимной двери. Внизу, на тротуаре, стояла та самая девушка с собакой, они возвращались от почтового ящика.

— Да?

— Вы к Пеннингтонам?

— Они пригласили меня к ужину.

— Но их нет. Я видела, как они уезжали.

Ноэль хмуро молчал. Подтвердилось то, что он уже и сам знал. В дурацкое он попал положение, ничего не скажешь. Настроение у него стало преотвратное, и его раздражение неизбежно обратилось на девушку. Обычная история, когда тебе сообщают что-нибудь неприятное. Наверное, средневековым гонцам приходилось несладко, подумал он. Того гляди, лишишься головы или тебя засунут вместо ядра в какую- нибудь чудовищную катапульту.

Хоть бы она ушла поскорее. Но девушка не уходила. «А, чтоб тебя!» — мысленно выругался Ноэль. Потом, смирившись, сунул руки в карманы и спустился к ней.

— Ужасно глупо, когда такое случается, — сочувственно сказала она.

— Понять не могу, в чем дело.

— Еще хуже, когда приходишь не в тот вечер и оказывается, что хозяева вовсе тебя не ждут, — бодрым тоном продолжала девушка, как видно, решив его утешить. — Однажды я так и пришла, ужасно было неловко. Перепутала дни.

Ноэля это не смягчило.

— Вы, наверное, думаете, что и я перепутал дни? — сухо спросил он.

— Так часто бывает.

— Но не на сей раз. Я только сегодня утром получил открытку. Тринадцатого.

— Но сегодня двенадцатое, — сказала она.

— Нет, — твердо ответил он. — Сегодня тринадцатое.

— Прошу прощения, но сегодня все-таки двенадцатое. Четверг, двенадцатое мая, — в голосе ее звучало глубочайшее сожаление, как будто именно она была повинна во всей этой путанице. — Тринадцатое завтра.

Он не сразу сообразил. Ну да, вторник, среда… Боже мой, она права! Дни набегали один на другой, и в какой-то момент он сбился со счета. Вот глупость! Он так растерялся, что пустился вдруг в объяснения.

— Понимаете, у меня были очень трудные дни, работал, как сумасшедший. И эти перелеты… Я был в Нью-Йорке. Вернулся сегодня утром. Джет-лэг[1] — страшная штука, в голове все сместилось.

Она сочувственно смотрела на него. Пес обнюхал брючину Ноэля, и тот предусмотрительно шагнул в сторону — как бы песик не надумал совершить что-то еще. Волосы девушки в вечернем солнечном свете были потрясающие. Глаза серые с зелеными крапинками, нежная кожа и румянец во всю щеку.

Где-то он ее видел… Ноэль сосредоточенно сдвинул брови.

— Мы не встречались с вами раньше?

Она улыбнулась.

— Встречались. С полгода назад. На коктейле у Хатуэйев, на Линкольн-стрит. Но там была уйма народу, вряд ли вы могли меня запомнить.

Нет, он не помнил. Она была не из тех девушек, которых он замечал и за которыми склонен был приударить или просто поболтать с ними. К тому же на тот коктейль он пришел с Ванессой и занимался тем, что ходил за ней по пятам, чтобы она не улизнула ужинать с кем-нибудь другим.

— Ах вот как! Приношу извинения. Как мило с вашей стороны, что вы меня запомнили.

— На самом-то деле мы встречались дважды. Вы ведь работаете в фирме «Уэнборн и Уайнбург», не так ли? Месяца полтора назад я готовила для них ланч. Но, наверное, вы меня даже не заметили: я была в белом халате и разносила подносы с закусками. Никто не смотрит на поваров и официанток. Признаться, чувствуешь себя странно — словно ты невидимка.

Совершенно точное наблюдение. Еще больше смягчившись, он спросил, как ее зовут.

— Алекса Эрд.

— А я Ноэль Килинг.

— Ваше имя я знаю. Запомнила еще с коктейля у Хатуэйев, а на ланче я раскладывала карточки с именами.

Ноэль постарался припомнить этот ланч. Еда была превосходная: копченая семга, отлично зажаренное филе, кресс-салат и лимонное мороженое. Он сглотнул слюну. И почувствовал, что зверски голоден.

— На кого же вы работаете?

— Ни на кого, сама по себе. Свободный художник.