– Это суд? – спросил он.

За столом сидел плюгавый чинуша с плотоядно отвисшей губой. Перед ним стояла тарелка, полная вареных яиц.

– Да, сударь, – отвечал чинуша, присаливая сверху яичко.

– А где же вывеска? Я думал – кабак…

– Нет. Питейная напротив. А вывеску ветром сорвало. По весне ветры страсть как со степи дуют.

Мышецкий не стал входить в долгие объяснения и оставил чиновника в полном недоумении. После написания статьи о винной монополии, конечно, не отказал себе в удовольствии заглянуть и в кабак. Кисло шибануло сивухой в нос князю, стряпуха, выметая мусор, свистнула его голиком по ногам.

– Ректификация местная? – спросил Мышецкий.

Кабатчик стоял за прилавком, поправляя на щеке черную повязку, какими любят щеголять отставные унтер-офицеры; не поймешь – то ли зубы болят, то ли по морде получил.

– Нашенская, – бодро откликнулся он. – Пятьдесят восемь градусов, без обману! Шестое ведро пошло севодни-с…

В углу спал, раскинув босые пятки, какой-то бродяга, прижимая к животу дворянскую фуражку с красным околышем. Здесь же бродил, стуча копытами по половицам, страшный, ободранный козел с мутными, заплывшими гноем глазами.

– А это еще что? – удивился Сергей Яковлевич.

– Дрессирован, ваш-скородь. Ежели позабавиться желаете, купите «полсобаки» ему – враз выжрет и не закусит!

Мышецкий пожал плечами:

– Хозяин-то есть у козла?

– Был, да отказался. Очень уж они пить стали, – с уважением произнес кабатчик. – Никакого сладу… Совсем уже «замонополились»!

Козел подошел к вице-губернатору и боднул его сзади обломанным рогом. Мышецкий невольно подскочил, а кабатчик загоготал, довольный:

– Составьте ему компанию, ваш-скородь. Господа его понарошку поят, штобы забаву иметь… Тоже вот – животная, а, видать, башка-то трещит с похмелья! В баньку бы его сводить!

В спину уходящего Мышецкого гнусаво заблеял козел.

– Дальше! – велел Сергей Яковлевич. – Поехали…

Дом губернатора, где жил Влахопулов, находился на самой окраине, – подальше от грязи, поближе к зелени. Под обрывом стыла затянутая льдом речонка. Охраны вокруг никакой не было, и Мышецкий долго барабанил в калитку, пока не открыли.

Открыли же ему две развязные дамы в одинаковых шубках, очевидно гулявшие в неказистом садике, разбитом перед особняком. Возле ног их вилась остроносая собачонка, очень похожая на одну из этих дам. Сергей Яковлевич счел нужным назвать себя. И сразу пожалел об этом, ибо едва отбился от дамской назойливости.

Влахопулов встретил нового вице-губернатора по-домашнему. Симон Гераклович ходил по застекленной веранде, одетый в неряшливый халат, и на отставленном в сторону пальце «прогуливал» зеленого попугайчика, чистившего свой клюв об губернаторский ноготь.

Завидев Мышецкого, Влахопулов воскликнул:

– О! Да мы же с вами знакомы, голубчик…

Сергей Яковлевич видел его впервые и потому ответил:

– Извините, Симон Гераклович, но я не имел чести знать вас ранее.

– Да что вы мне говорите! – обиделся Влахопулов. – Я же хорошо помню, что мы встречались.

Мышецкий еще раз оглядел губернатора: над томпаковой лысиной вился легкий пух, нос вздернутый, а взгляд – вялый, залитый какой-то мутью (вчера, видно, было пито, и как еще пито – не приведи, господи!).

– Не припомню, Симон Гераклович, – повторил Мышецкий.

– Ну вот! – фыркнул Влахопулов. – Нехорошо забывать старых знакомцев…

Сергей Яковлевич решил уступить – только бы отвязаться.

– А-а, – сказал он, – постойте-ка… Вот теперь, кажется, припоминаю. Вы правы: мы с вами где-то встречались!

– А помните Матильду Экзарховну? – просиял Влахопулов.

Мышецкий возмущенно раскинул руки:

– Разве можно забыть эту женщину?

– Огонь! – поддакнул Симон Гераклович.

Ну, теперь можно было переходить к делу, и Мышецкий сразу же начал ковать железо:

– Итак, дорогой Симон Гераклович, я счел своим непременным долгом нанести вам первый визит, чтобы уяснить для себя и сразу же…

– Не-не-не! – заторопился Влахопулов. – Никаких дел на сегодня… Сейчас мы с вами позавтракаем, у меня есть икорка, вчера мне балычок из Астрахани прислали. А шампан­ское, знаете, какое? «Мум», батенька. Самое удобное винцо: когда язык лыка не вяжет, промычишь только – «м-м-м», и тебе сразу над ухом – хлоп пробочкой!

Мышецкого это не устраивало:

– Благодарю, Симон Гераклович, но я выдерживаю строгую диету… Кстати, каковы были причины, заставившие моего предшественника покончить жизнь самоубийством?

Влахопулов долго таскал что-то пальцами изо рта – тончайше-невидимое, – надо полагать, волос ему на язык попался.

– Слишком истратился покойник, – густо причмокнул он. – Есть тут одна дама в Уренске… по должности своей – «подруга вице-губернатора». Так вот, доложу я вам, не чета даже Матильде Экзарховне… Ну и, конечно, где огонь – там без дыма не бывает!

Мышецкий никак не мог вклиниться в речь Влахопулова, чтобы вывести разговор на нужные темы.

– Но вот сенатор Мясоедов… – начал он.

– Уехал? – перебил его Влахопулов.

– Да, отбывает.

Симон Гераклович, не снимая попугайчика с пальца, начал креститься.

– Ну и слава богу, – вздохнул облегченно. – Кляузный генералишко… А ревизия его – ни одного приличного человека…

– Теперь относительно переселенцев, – снова начал Сергей Яковлевич. – С ними вопрос представляется мне…

– Я перед ними, – резко сказал Влахопулов, – все за­ставы перекрою. Гнать буду по степи нагайками… Пусть через губернию под землей, как червяки, проползают! Вот они где у меня, голубчики! – И губернатор похлопал себя по затылку, собранному в трехрядку.

Мышецкий призадумался: там, в «Монплезире», об этом человеке с попугаем на пальце очень хорошо отзывался сам император, назвавший его своим старым слугой.

И, вспомнив об этом, Сергей Яковлевич осторожно капнул елеем на томпаковую лысину своего начальника.

– Знаете, – подольстивил он учтиво, – его император­ское величество изволил отзываться о вас в наилучших выражениях!

И вдруг услышал в ответ самодовольное:

– Еще бы! Мы ведь с его батюшкой покойным за одним столом сиживали. Худо-бедно, а я, Черевин да его величество однажды вот как сели с вечера, ящик поставили и… Потом еще в Лугу поехали, медведя из берлоги подняли!

Симон Гераклович замолчал и вдруг выпалил:

– Вы, князь, можете заниматься в губернии чем угодно – не вмешивайте только меня! Я уже половину своих вещей в Петербург отправил…

– Что же так? – удивился Мышецкий.

– Да вот жду… Пора уже и на покой – в сенат. Еще в прошлом году, думал, получу назначение, ан не