Для Армфельта не было тайной, что герцог Карл Зюдерманландский принимал у себя по ночам датского мистика Богемана, внушавшего ему, что он владеет высшими масонскими тайнами. Бывший регент, конечно, воспитал короля в своем духе. Густав IV всем книгам предпочитал Библию, он распевал, как гимн, воинский устав и радовался закрытию типографий в стране. Всюду видя козни революции, он усматривал их даже в том, что в эти годы резко сократился улов селедки возле берегов Швеции.
– Король... спятил! – сообщил Армфельт жене.
Тильзитский мир привел Густава IV в ярость:
– Мой шурин, царь русский, предлагает мне союз Швеции и России ради совместной защиты Балтики от нашествия эскадр адмирала Нельсона, а между тем в Петербурге собрались изменники, мечтающие об отделении Финляндии от моего королевства...
Король сказал, что война неизбежна, предложив Армфельту быть главнокомандующим, но Армфельт заявил, что не желает воевать с русскими на той земле, которую считает родиной:
– Наконец, в период гонений я пользовался покровительством России, я награжден высшими русскими орденами.
– Тогда я пошлю вас отвоевать для меня Норвегию, а в Финляндию согласен ехать мой адмирал Кронштедт.
Война началась в 1808 году, когда опустошительный пожар уничтожил половину Гельсингфорса (Хельсинки). Адмирал Кронштадт сдал русским крепость Свеаборг, за что позже получил от них сто тысяч рублей. Говорили, что он подписал капитуляцию по настоянию жены, имевшей в Финляндии богатые поместья. Армфельт распростился с былыми иллюзиями почитания венценосцев, тоже готовил “измену”. Своим бездействием в Норвегии он вызвал гнев короля, который велел ему удалиться в деревню и не показываться в Стокгольме. Скоро одна из дам, проходя через двор королевского замка, подняла с земли письмо на имя короля, которое начиналось словами:
– Прохвост! – говорил Армфельт своим конфидентам. – Мне бы увидеть его голову, положенную между ботфортов Карла...
Сейчас его больше всего тревожило будущее Финляндии!
“Богом забросанная камнями”, истощенная голодом и дешевой самогонкой, эта страна была его отчизной, где-то в лесах затерялась родовая усадебка “Оминне”, и судьба Финляндии казалась теперь Армфельту дороже судьбы королевской метрополии. Он хорошо знал, что Россия уже обещала финнам самую обширную автономию. А сама война с русскими была столь непопулярна в Швеции, что вызвала восстание в армии. Из ущелий Норвегии, где раньше командовал Армфельт, боевые отряды двинулись прямо на Стокгольм и окружили королевский замок.
– Ну, прохвост, посмотрим, как убежишь...
Густав IV, оставив жену, хотел скрыться через потайные двери, но был схвачен и выслушал приговор восставших:
– Вы будете сидеть в крепости Дротнинхольма до тех пор, пока не придумаете себе новое имя, с которым вам жить далее.
Под новым именем “полковника Густавсона” король удалился в изгнание, а пустующий престол династии Ваза занял последний король из этой династии – герцог Карл Зюдерманландский, принявший имя короля Карла XIII... Армфельт сообщил жене:
– Все верно! После двенадцатого следует тринадцатый. Но злодей не оставил меня в покое. Не пора ли и мне бежать вслед за “полковником Густавсоном”?
– Неужели опять... в Калугу? – спросила Гедвига.
– Теперь, когда вся Финляндия захвачена русскими, а кавалерия генерала Кульнева стучится в ворота Стокгольма, пришло время надеть орден Андрея Первозванного... Кто знает? – призадумался Армфельт. – Может быть, русские спасли не только вымирающую от голода Финляндию, скоро они будут спасать всю Европу от честолюбивых замыслов корсиканца!
Россия в 1811 году втайне готовилась к войне, и все русские сознавали, что война с Наполеоном неизбежна, как снег зимой, как дожди летом. Снова удаляясь в эмиграцию, Армфельт оставил в Швеции лишь младшего сына Магнуса и свою приемную дочь; с женою и двумя старшими сыновьями он сначала поселился в своем финском имении “Оминне”... На время он успокоился.
– Бурная жизнь преподнесла мне столько жестоких уроков, – говорил Армфельт, – что теперь я хочу пожить в тишине лесов. Мне уже пятьдесят пять, я износился душой и сердцем после всех передряг, которые принято называть “коронными”...
“Ужасно, – писал он в эти дни, – что буря, которая кидала меня из стороны в сторону, еще не улеглась. В Петербург я не поеду... буду сидеть спокойно на одном месте; отдых и забвение есть сущее благо, которого следует добиваться...”
Но в мае 1811 года из Петербурга – один за другим – прискакали два курьера в Або, отыскивая квартиру Армфельта:
– Государь-император срочно требует его к себе!
Петербург! Канцлером Румянцевым было ему сказано:
– Упаси вас Бог помыслить, будто Россия в роли завоевателя пожелает в чем-либо ущемлять финское население. Напротив, русский кабинет по зрелом размышлении счел нужным даже увеличить территорию Финляндии, приобщив к ее землям нашу вполне русскую Выборгскую губернию...
– Вот это напрасно! – невольно воскликнул Армфельт. Вряд ли он обрадовался такому щедрому “подарку” от имени царя: Выборг не финский, а русский город, и, возможно, Армфельт заранее предвидел в уступке царя повод для будущих пограничных конфликтов, когда финскому “Виипури” придется с кровью возвращать старинное русское название “Выборг”.
– Прошу не оспаривать мнение царя, – отвечал Румянцев...
Впрочем, выгоды были несомненны! Под эгидою шведских королей из несчастной и вечно нищей Финляндии выжимали последние соки – ради тех войн, что вела Швеция. Но теперь, включенная в состав Российской империи на правах “Великого Княжества”, страна была поставлена в обособленные условия. Финляндия обретала свой парламент, свои судебные власти; финны получали такие “свободы”, каких не имели тогда сами русские: их не брали в царскую армию, не облагали налогами, а все доходы страна могла употреблять на свои нужды; позже финны завели собственную армию и свою полицию, независимую от русской; наконец, они стали даже чеканить свою монету...
Александр I знал об услугах Армфельта, оказанных им его бабке еще в старые времена, царь был достаточно информирован о ненависти, какую Армфельт питает лично к Наполеону. Он сразу предупредил своего гостя, что надеется вручить ему управление Финляндией – на правах генерал-губернатора:
– Но жить вам придется в Петербурге, дабы я мог советоваться с вами по делам Швеции, ибо общение с вами мне будет приятнее, нежели с послом выживающего из ума Карла XIII...
Армфельт вошел в число ближайших советников царя, завоевав влияние на его планы; мало сближаясь с русскими министрами, он сознательно окружал себя шведскими эмигрантами, выразившими желание остаться в Финляндии. Многие из них, неуверенные в будущем, уже начинали жалеть о потерянной родине. Армфельт горячо убеждал их, что слабая зависимость от Петербурга намного легче тяжкой зависимости от Стокгольма:
– Россия не затронула ваших интересов, напротив, академия в Або стала самым богатым университетом в Европе, а те из вас, кто пострадал от войны против России, получают пенсию от той же России... Советую учить своих детей русскому языку!
До него делами Финляндии занимался Сперанский, который не знал страны, ее дела запустил, и Армфельт, опытный заговорщик, способствовал его свержению, что не составляло труда, ибо Сперанский видел в армии Наполеона “светоч свободы”. Декабрист Сергей Волконский заметил, что Армфельт даже заискивал перед русскими офицерами; “человек весьма умный, весьма хитрый, весьма смелый. Изменив своему отечеству, он искал случая стать в первом ряду... в новом отечестве. Влияние его по финским делам было для него достаточным поприщем, и он видел, что пока не удалят Сперанского, ему по его желанию не дано будет хода...”. Все это так! Когда же в канун войны Сперанский был сослан, к дому Армфельта подвезли четыре громадные телеги с документами по устройству Финляндии, которые были свалены в неряшливые кучи. Пришлось разбирать эти завалы...
