– А затем? – спросил Бисмарк.
– Странный вопрос! Разве не знаете, что бывает с людьми после того, как им отрубят голову?..
Право на произнесение монолога перешло к Бисмарку, и он приложил все старания, чтобы, устыдив труса, заставить его уверовать в победу. Бисмарк приказал королю шагать куда надо. Вильгельм I, еще мучаясь, спрашивал:
– Но смогу ли я устоять перед критикой жены?
– Жена обязана подчиняться мужу…
Бисмарк вскоре повидался с австрийским послом в Берлине, мадьярским графом Карольи, и сказал ему напрямик:
– Наши отношения должны стать лучше или хуже. Середины быть не может. Если они станут лучше – пожалуйста. А если хуже, то Пруссия всегда сыщет союзников, которые помогут ей разрешить затянувшийся спор. В наших отношениях – ненормальность, которую можно излечить лишь мечом!
Когда Карольи стал оправдываться, говоря, что само географическое положение Вены на славянском Дунае обязывает ее к деспотической политике, Бисмарк ответил:
– Так переезжайте в Будапешт или Прагу, а Вену оставьте для разведения пауков и сороконожек…
Вена переполошилась. Франц-Иосиф очень боялся, как бы его гегемония в немецком мире не перекочевала с Дуная на берега Шпрее. Габсбург решил одним махом выбить Бисмарка из седла, а Пруссию вышвырнуть за борт германской политики. Для этого надо действовать опять-таки через Франкфурт-на- Майне…
Гаштейн – курорт в австрийском герцогстве Зальцбург. Бисмарк сидел на скамейке в парке Шварценберг, на самом краю глубокого ущелья Аах, и с часами в руке следил за тем, с какой быстротой синица вылетала из гнезда и возвращалась к птенцам, неся им в клюве добычу. Бисмарк так увлекся этим подсчетом, что пропустил время королевского обеда. Пока он развлекался с синицею, Вильгельм I уже закончил беседу с навестившим его Францем-Иосифом и теперь был вне себя от радости… Король сообщил входящему Бисмарку:
– Австрийский император, мой добрый друг, созывает во Франкфурте съезд всех немецких князей, он приедет туда сам и зовет меня… Какое импозантное собрание!
– Всего лишь кунсткамера доисторических мумий.
– Бисмарк, есть ли у вас уважение к традициям?
– Нету, и быть не может… Ваша поездка во Франкфурт – это отказ Пруссии от объединения Германии под прусским же началом. Ваше манкирование Франкфуртом – это первый шаг к объединению Германии под вашим же скипетром. Что, я объяснил недостаточно ясно? Не будьте же романтиком монархии – ведь я предлагаю вам реальную корону Германии!
Вильгельм I суетливо забегал по комнате:
– Неужели я, король Пруссии, должен избегать общения с родными немецкими князьями, которые съедутся, чтобы договориться о совместной борьбе против всяких конституций?
Дураков всегда бьют, и Бисмарк бил короля словами:
– Поймите, что Австрия заманивает вас в мышеловку совместной борьбы с революциями неспроста… Случись это, и Пруссия останется в прежнем унижении, что и раньше, а роль Австрии сразу непомерно возрастет…
В открытом экипаже они выехали из Гаштейна в Баден; чтобы их не поняли кучера, сидевшие на козлах, они обсуждали германский вопрос по-французски. Но в Бадене их поджидал саксонский король Иоганн, который от имени всех германских монархов начал пылко увлекать Вильгельма I во Франкфурт-на- Майне. Вильгельм I с новой силой стал рваться на монархический съезд… Теперь он с гневом кричал на Бисмарка:
– Не смейте меня удерживать! Тридцать сюзеренов сидят и ждут одного меня, а курьером за мной прислали его величество короля Саксонии… Это уже вопрос такта!
Король Саксонии стукнул кулаком по столу, выругавшись, но Бисмарка нисколько не испугал:
– Здесь вам не Саксония… не стучите.
Иоганн наговорил ему немало шальных дерзостей.
– Этого уж я вам не забуду, – пригрозил он.
– У меня тоже неплохая память, – ответил Бисмарк.
Иоганн уехал, но президент услышал шуршание кринолинов: явилась подмога Вильгельму I в лице двух прусских королев – Елизаветы и Августы (вдовствующей и царствующей). «Его величество, – вспоминал Бисмарк в мемуарах, – лег на диван и стал истерически рыдать»:
– Все монархи Германии соберутся вместе… душа в душу… сядут за стол… а меня там не будет…
– И нечего вам там делать! – бушевал Бисмарк.
Это напоминало сцену в детской: ребенок просится гулять, а строгий родитель не пускает. Две коронованные женщины вцепились в Бисмарка мертвой хваткой, чтобы он не вздумал разрушать священные связи монархов… Далее произошло то, о чем Бисмарк умолчал в своих мемуарах. Выскочив из кабинета, он только на улице заметил, что сжимает в кулаке витую бронзовую ручку, вырванную им из дверей в состоянии бешенства. Непрерывно восклицая: «Er ist ein recht dummer Kerl!» (что означает:
– Вам дурно? – спросил он президента.
– Было! Но теперь стало легче…
Втайне от короля Бисмарк блокировал его дом целым полком солдат, чтобы никто не мог проникнуть к нему, чтобы Вильгельм I не вздумал втихомолку удрать во Франкфурт.
– Так с ними и надо… с этим дерьмом!
Это была первая политическая победа Бисмарка.
Австрия задумала съезд во Франкфурте, желая реформировать Германский союз и окончательно упрочить в нем свое положение. Бисмарк не пустил короля в «лисятник», что имело решающее значение для дальнейших событий. Съезд германских самодуров распался сам по себе, ибо без участия Пруссии получался резкий крен Германии в сторону венской политики, а немецкие князья этого крена тоже побаивались…
На улицах Берлина по-прежнему слышалось:
– Ни пфеннига этому господину…
Бисмарк, сидя за выпивкой, говорил Роону:
– Вот когда Пруссия нажрется датского масла и венских колбас, тогда она пожалеет, что плевалась в меня. А уж когда Пруссия станет рейхом, я не стану выклянчивать у ландтага утверждение бюджета. Между консерваторами и либералами никакой разницы: первые подхалимствуют открыто, а вторые тайно. Знаю я этих сволочей: бюджет еще притащат в зубах, виляя хвостами… А я их – сапогом… под стул, под стул!
Все будет так, как он предсказывал. А сейчас журналисты Берлина пророчили, что карьера Бисмарка закончится за решеткой исправительного дома, где он еще насидится на гороховом супе со свиными потрохами, а чтобы не сидел зря – пусть мотает шерсть для общественных нужд прусского королевства. Газеты прозвали Бисмарка «бульдогом с тремя волосками» – президент даже не обиделся: похож!
«Еще польска не згинела…»
Бисмарк покинул Петербург в канун грандиозных и необъяснимых пожаров, закрутивших русскую столицу в вихрях огня и дыма. Первыми запылали на Охте кварталы бедноты, дотла выгорела вся Лиговка, населенная мастеровыми и полунищим чиновничеством, огонь сожрал Щукин и Апраксин дворы, где
