Все стало ясно. Дениска облизнул губы, сказал Ватнину:

– Теперича я пойду. Можно?

– Пущай в девках засыхает, – ответил Ватнин, – а погибать попусту, ради лихости только, никому не дозволю. Расходись по местам, братцы!..

Потресов, узнав об этом случае, спросил Клюгенау:

– Не знаете, барон, молодой он был?

– Не знаю. Наверное, не старый…

Пленные турки, под присмотром канониров, уже тащили из подвала старинный екатерининский «единорог». Пушку положили пока на землю, и она лежала, толстая, как свина чушка. Кирюха Постный, заикаясь, выпалил:

– До-до-домой надо!

– Всем надо, – ответил Потресов.

– Пу-пу-пу…

– Пугаешь? – спросил Потресов.

Кое-как Кирюха Постный объяснил свой замысел: втащить орудие на второй этаж и выставить его из окна, чтобы прямой наводкой отбивать огонь турецких батарей. А на место, свободное после орудия, водрузить этот «единорог». – Он то-то-то…

– Тотлебен ты, – похвалил его майор. – Ну и башка у тебя!

– …Толстый! – выпалил Кирюха. – Его и не разорвет, может?

Такая мысль – противопоставить турецким батареям хотя бы одно орудие лицом к лицу – давно уже возникала в голове Потресова, но осуществить это казалось невозможным: мешали нагромождения дворцовых пристроек и минареты мечети.

– А что! – задумался Потресов. – Пройдемте, барон.

Они поднялись наверх. Прикладом винтовки Клюгенау выбил раму окна, попрыгал ногами по полу.

– Фаик-паша, – сказал он, – просто обязан наградить вашего Кирюху орденом «Меджидийе». Только вот не уверен, выдержит ли пол орудие на откате?

Два офицера стояли рядом – близко один к другому, почти нос к носу: пухлый коротышка Клюгенау и худущий, словно переломленный пополам, майор Потресов.

– Выдержит?

– Не уверен. Откат ведь, кроме веса…

– А если нет, тогда…

– Гроб тогда, Николай Сергеевич.

– А такой чудный пейзаж!

– Ваша правда: жаль уходить отсюда.

– Подумайте, голубчик, что сделать.

– Может, бревнами?

– Сделайте, барон: ведь отсюда мы их раздраконим!

– Постараюсь, майор…

Всю ночь шла работа. Пленные турки, дружно вскрикивая, волокли тяжелину орудия по кривым лестницам. Клюгенау мастерил новый, облегченный лафет. Окно заделывалось камнями. Баязет получал новую точку огня – страшную для турок, которые не рассчитывали на удар артиллерии русских с этой стороны.

В самый разгар работы, когда Клюгенау подводил столбы под потолок первого этажа, к артиллеристам зашел Штоквиц.

– Господа, тяжелая весть… Сейчас погиб наш мальчик, юнкер Евдокимов!

Клюгенау выпустил из рук топор, Потресов медленно осел куда-то в угол, закрыл лицо руками.

– Боже мой, лучше бы меня, – всхлипнул майор. – Бедный, он совсем и не жил еще.

– Что с ним? – спросил Клюгенау.

– Он ушел с охотниками, и шестнадцать человек вместе с ним остались там… в городе! Их убили…

– Как далеко отсюда до Женевы! – сказал Клюгенау и, нагнувшись, снова взял топор в руки. – Прощай, славный юноша! Ты учился в университете, но патриотизм заставил тебя сдать экзамен на юнкера. Ты даже успел в своей жизни напечатать одну статью. О симбиозе гриба и подводной водоросли. Ты, выходит, счастливее многих – после тебя хоть что-то да останется в этом мире…

– Сопляк! – злобно выкрикнул Штоквиц. – Говорил я ему, чтобы он не уходил от крепости. До ручья и обратно! И все! А он послушался, наверное, этого головореза Дениску… Вот и выпил стакан лафиту!..

………………………………………………………………………………………

Дениска резал тридцать шестого барана. Тридцать пять баранов уже лежало, шерстисто курчавясь, с перерезанными глотками, и казак задрал башку тридцать шестого.

– Не ори, дурной, – шепотом стращал Дениска барана, от страха заблеявшего под ножом.

Кровь животных под луной казалась густо-черной. Она чавкала под ногами казака, липкий нож увертывался из пальцев. Бараны покорно приносили себя в жертву русскому гарнизону. Взвалив на плечи по туше, люди волокли еще теплую добычу в крепость,

– Будя резать-то, – шепнул Участкин казаку, – всех и не перетаскаешь.

– Зови еще людей, – ответил, входя в азарт, Дениска. – Настругал я для вас закуски, только вот, жалко, чихиря не предвидится…

Евдокимов поддал ему кулаком сзади, предупредил:

– Тише ты. Под мостом пикет сидит – услышат!

Неожиданно в соседней сакле хлопнули двери, и хозяин баранов, заглянув через плетень изгороди, поднял суматошный крик. Хватая с земли тяжелые камни, стал швырять их в казаков. Удачно смазал булыжником Дениске по уху и орал во всю глотку, призывая турок на помощь:

– Эй, ярдыма-а! Барада руслар!..

Дениска скинул с себя ношу, поднял винтовку:

– На, собака! – Выстрел грянул, и в ответ отовсюду раздались крики редифов-пикетчиков.

– Держись скопом! – скомандовал юнкер. – Бежим…

Кинулись обратно к реке, но от моста их встретили выстрелами, и один солдат со стоном покатился в ущелье оврага. Евдокимов повернул людей в сторону, повел их, петляя между брошенных саклей, к майдану. Мельком заметил, что не все оставили баранов и бегут вместе с ношей, которая колотит их по согнутым спинам.

– Бросай их к черту! – крикнул он.

Вдоль майданных рядов их встретили опять выстрелами. Свернули круто в пожарище Армянского города. Не сговариваясь, заскочили в саклю. Дениска Ожогин обошел ее вдоль стен, размахивая кинжалом.

– Никого нет, – сказал он, задыхаясь. – В углу камыш свален… Не запирай дверь, ромашка персицкая, – зашипел он на Участкина. – Пущай открыта, чтобы турка не сразу догадку имел, куды мы сховались!

Дверь оставили нараспашку. Евдокимов велел охотникам укрыться в заднем приделе сакли, а камыш раскидать у самого входа перед порогом.

– Коли забредут сюда, – пояснил он, – мы услышим, как только камыш захрустит… Сколько нас здесь?

Сосчитались. Оказалось, тринадцать.

– А сколько нас было? – спросил Евдокимов.

– Не до счету сейчас, ваше благородие… Кажись, идет уже кто-то, – прислушался вахмистр.

У дверей зашуршал камыш, грянул в темноту сакли проверочный выстрел, и рядом с юнкером вскрикнул под пулей солдат. Турок громко позвал своих, и тут же был добит штыками. Его оттащили за ноги, чтобы не мешал, приперли дверь палками.

– Пропали мы… – отмахнулся вахмистр.

Из дверей, пробиваемых пулями, летела острая щепа. Через рваные дыры завиднелось небо. Потом в двери застучали тяжелые камни.

– В сторонку отойди, братцы, – распорядился Евдокимов. – Стой побоку, чтобы не задело…

Из-за двери донесся голос: