достаточными средствами, а также физики и профессора, проводящие индивидуальные исследования, являются наименее вероятными кандидатами. Первые — ввиду невозможности сохранения секретности, последние — потому, что для создания такого двигателя потребовалась бы весьма крупная сумма денег. Это ограничивало размах его поисков двадцатью тремя частными предприятиями.

Даже эта задача была исключительно сложной для одного человека. Постоянный риск попасть в переделку оставил отпечаток усталости на его лице, отзывался напряжением в мускулах тела и растущей правой руке. А ведь это была всего лишь одиннадцатая попытка. Остальные оказались настолько же бесплодными, насколько были опасными.

Пендрейк спрятал список и вздохнул. Тянуть было нельзя. Алфавитная очередь подошла к институту Лембтона. Ведущий физик этого заведения, выдающийся ученый доктор Макклинток Грейсон жил в третьем доме от угла.

Пендрейк подошел к передней двери затемненного здания и испытал первое разочарование. Он почему-то думал, что дверь окажется незапертой. Его надежды не оправдались, и это означало, что все двери, которые он когда-либо в своей жизни открывал, даже не обратив внимания на то, что они заперты, оказались теперь прецедентами, доказательствами того, что уэльсский замок можно сломать почти бесшумно. Замок хрустнул с легким звоном металла, внезапно подвергшегося сильнейшему давлению.

В чернильной темноте холла Пендрейк остановился и прислушался. Единственным звуком был стук его собственного сердца. Он осторожно пошел вперед, подсвечивая фонариком и заглядывая в двери. Вскоре он понял, что кабинет должен находиться на втором этаже. Перешагивая через четыре ступеньки, Пендрейк пошел наверх по лестнице.

Коридор второго этажа был весьма просторным. Перед Пендрейком оказались пять закрытых и две открытые двери. Первая открытая дверь вела в спальню, вторая — в большую уютную комнату, обставленную шкафами с книгами. Пендрейк зашел в нее и с облегчением вздохнул. В одном из углов находились письменный стол и небольшой шкафчик для бумаг, там и тут стояло несколько напольных светильников. После краткого осмотра Пендрейк закрыл дверь и включил тройной торшер рядом с креслом у стола.

Затем он опять напряженно замер, вслушиваясь в тишину. Откуда-то доносился звук размеренного дыхания. Других звуков не было: после дневных трудов обитель доктора Грейсона мирно отдыхала. “Что естественно”, — подумал Пендрейк, усаживаясь поудобнее за столом и приступая к чтению.

В два часа ночи он понял, что нашел того, кого искал. Доказательством послужила написанная наспех записка, затерявшаяся среди разной дребедени в одном из ящиков. Она была следующего содержания:

“Сама по себе механика функционирования двигателя зависит от количества оборотов в минуту. При очень низких оборотах, то есть от пятидесяти до ста, вектор давления будет направлен практически вертикально плоскости оси. Если вес был подобран правильно, то машина на этой стадии начнет плавать в воздухе, но движение вперед будет равно почти нулю”.

В этом месте Пендрейк прервался и задумался. Несомненно, речь шла о его двигателе. Но что все это значило? Он вернулся к записке:

“По мере увеличения количества оборотов в минуту вектор давления начнет быстро смещаться к горизонтальной плоскости, и при достижении пятисот оборотов тяга будет направлена по оси самолета, а все боковые и противодействующие моменты погасятся. Именно на этой стадии двигатель можно толкать вдоль стержня, но не наоборот. Напряжение поля так велико, что…”

Упоминание о стержне было определяющим. Он слишком хорошо помнил собственное ошеломляющее открытие того, что стержень нельзя вытаскивать из двигателя.

Доктор Грейсон был волшебником атомного века.

Внезапно Пендрейк почувствовал, как он устал. Он откинулся в кресле, у него кружилась голова. Он подумал: “Нужно выбираться отсюда. Теперь, когда я все знаю, мне тем более нельзя попадаться”.

Как только за Пендрейком закрылась входная дверь, его охватило чувство торжества. Он шел по улице, его мысли разлетались, словно в пьяном восторге, его шатало из стороны в сторону, как накачавшегося наркомана. Он прошел около мили, завернул позавтракать в какую-то забегаловку, и тут его настигла догадка: “Итак, знаменитый ученый доктор Грейсон является именно тем человеком, который стоит за этим великолепным двигателем! Ну и что дальше?”

Выспавшись, он позвонил по междугородной Хоскинсу. “Невероятно, — думал он в ожидании заказанного разговора, — чтобы я смог справиться с таким сложным делом в одиночку”.

Если с ним что-нибудь случится, то все, что ему удалось узнать, канет в Лету и вряд ли когда-нибудь будет восстановлено. В конце концов, он здесь потому, что слова присяги на верность своей стране не являются для него пустым звуком.

Его раздумья были прерваны оператором: “Мистер Хоскинс отказался говорить с вами, сэр”.

Похоже, что с самого рождения у него одни и те же проблемы. Вечером Пендрейк сидел в библиотеке отеля, мысли его все время возвращались к одиночеству, к осознанию того, что все решения, связанные с двигателем, ему придется и принимать и выполнять самому. Каким же непроходимым тупицей он был! Он должен выбросить из головы всю эту затею и вернуться в Крес-центвилл. Хозяйство требует подготовки к зиме. Но он знал, что никуда не поедет. Что ему делать в этом пустынном городке длинными днями и еще более длинными ночами отпущенных ему лет?

Двигатель отодвинул все остальное на задний план. Интерес к жизни, пробуждение духа началось с того мгновения, когда он наткнулся на эту пончикообразную штуку. Без движка, вернее — он сознательно сделал уточнение, — без его поисков он превратится в потерянную душу, бесцельно скитающуюся в вечности, которой является его существование на Земле.

Прошло неопределенное количество времени, и внезапно книжка в его руках обрела вес и он вспомнил, для чего зашел в библиотеку. Книга была экземпляром “Энциклопедии Хилларда” 1968 года издания. Из нее он узнал, что доктор Макклинток Грейсон родился в 1911 году, что у него есть дочь и два сына и что он внес существенный вклад в теорию расщепления атомного ядра. О Сайрусе Лембтоне в энциклопедии сообщалось:

“…Промышленник и филантроп, основал в 1952 году институт Лембтона. В послевоенное время мистер Лембтон стал активным сторонником движения “Обратно к земле”, специально созданный для этого Центр располагается по…”

Пендрейк вышел в теплый осенний вечер и купил автомобиль. Его дни превратились в однообразную изматывающую слежку. Наблюдение за тем, как Грейсон выходит утром из дома, его сопровождение до момента исчезновения в здании Лембтона, отслеживание его ночного возвращения домой. Все это напоминало бесконечную тупую игру.

Обычный порядок был нарушен на семнадцатый день. В час дня Грейсон внезапно вышел из возведенного из аэрогельного пластика строения, в котором после войны обосновался Центр Лембтона.

Само время уже было необычным. Спустя мгновение отличие этого дня от остальных обозначилось еще четче. Ученый прошел мимо своего серого седана, припаркованного рядом со зданием, прошел полквартала к стоянке такси и поехал к состоящему из двух больших башен зданию на Пятидесятой улице. На фасаде пластоблестными буквами сверкало:

Пендрейк наблюдал, как Грейсон отпустил такси и исчез за вращающимися дверями одной из башен. Озадаченный и испытывающий смутное чувство возбуждения, Пендрейк медленно подошел к окну, в котором был выставлен большой освещенный плакат. На последнем было написано: