говорит и о том, насколько я был прав, когда распорядился его арестовать.

Стивенс выказал удивление:

— В конце концов, как можно обвинять в бегстве человека, который даже не знает, за что его должны арестовать?

— Послушайте, Стивенс…

Но адвокат оборвал его. Он сознательно пошел на ложь.

— Нельзя исключать, что мистер Таннехилл выехал всего-навсего в Сан-Франциско на празднование Нового года. Он как-то говорил мне, что хотел бы немного развлечься. Как только мне удастся установить с ним связь, я проинформирую его о вашей позиции. А пока что я буду ходатайствовать перед судьей Адамсом о том, чтобы Таннехилла в случае ареста сразу же выпустили под залог. И я буду настаивать на немедленной с ним встрече.

Возвращаясь после обеда на работу, Стивенс задержался в одном из книжных магазинов и попросил подобрать ему литературу по вопросам долгожительства. Он надеялся найти какой-нибудь труд, в котором говорилось бы о процессе дедифференциации, но нигде ничего подобного не обнаружил и удовольствовался брошюркой об искусстве старения и еще одной о методе Богомольца.[1]

Вернувшись к себе в кабинет, он принялся размышлять. В Альмиранте лишь у одного человека было достаточно официальных полномочий, подкрепленных к тому же некоторыми личными мотивами, чтобы выступить против группы. Фрэнк Холанд. Проблема состояла в том, чтобы довести до него столько информации, чтобы ее хватило для стимулирования его деятельности, но в то же время не в таком объеме, чтобы он смог распознать правду. Пришедшая в голову идея использовать Холанда в качестве… союзника развеселила адвоката. “Надо повидаться с ним завтра”, — подумал он.

Позвонив на аэродром, он зарезервировал за собой самолет, который должен был доставить его в полночь в Лос-Анджелес.

После этого Стивенс вышел в город и приобрел лопату и кирку, которые положил в багажник машины. Он хотел этой ночью проверить один из аспектов этого дела, в отношении которого у него не было неоспоримых доказательств. Он допускал, что эти люди и в самом деле были бессмертными, но, в конце концов, это утверждал всего лишь один человек.

Вернувшись в офис, адвокат взял блокнот и написал “Предположим, что все добытые мною сведения — правда; что в таком случае мне следует выяснить дополнительно?”

Многое, подумал он, но мало, чем он мог бы заняться непосредственно. До сих пор не удалось разобраться в том, кто и почему убил Дженкинса и охранника-негра. Неизвестно также, кто написал письмо Холанду Неясной оставалась роль Пили в качестве помощника заговорщика-индейца, также неустановленного. Над каким планом оба они работали? Почему этот уцелевший из первого состава человек тайно противился идее покинуть Землю, причем до такой степени, что ради этого попытался убить Таннехилла, когда тот в конечном счете согласился на перенос Большого Дома? И как он намеревался использовать Эллисона Стивенса для того, чтобы заставить капитулировать электронный мозг звездолета?

Подумав, Стивенс пришел к выводу, что, в конце концов, касающаяся его лично проблема почти полностью сводится к одному-единственному вопросу: как мог бы он, используя собранную информацию, разоблачить убийцу, провести группу и взять под контроль Большой Дом — для себя, Мистры и всего остального человечества?

Четыре часа дня. В ожидании более активных и решающих действий он отправился в морг. Адвокат убедился, что для Форда роковой оказалась пуля, а для Дженкинса — нож.

— Очень любопытно выглядит это ножевое ранение, — прокомментировал служащий морга. — Можно было бы поклясться, что его убили лезвием, раскаленным докрасна. Рана выглядит как ожог.

Ясно: термический луч!

По спине Стивенса пробежал холодок. Оставшуюся часть дня он провел, устанавливая владельцев домов по адресам, похищенным им из офиса Мексиканской импортной компании. В итоге получился список, в котором фигурировала значительная часть тех, кто держал в своих руках экономические рычаги региона. Перед такой силой он почувствовал себя безоружным.

Поужинав, Стивенс съездил домой, натянул потрепанные брюки и свитер. К участку захоронений семьи Таннехиллов он пришел, тщательно проверив, нет ли за ним слежки.

В намерения Стивенса входило вскрыть две могилы: сначала Франсиско Танекилы, умершего в 1770 году, затем — любую другую на выбор. Через час он, исходя потом, стоял в углублении, вырытом им на месте первого захоронения. Земля затвердела, и он долбил ее, словно продираясь сквозь кирпичную кладку. Адвокат настолько выбился из сил, что уже подумывал о том, чтобы оставить эту затею. Но тут как раз пошел мягкий грунт. Еще через полчаса он вытащил кусок сгнившего дерева, а вскоре откопал и гроб, оказавшийся набитым… камнями. Их было с дюжину, общим весом около ста пятидесяти фунтов. Убедившись, что, кроме них, в гробу ничего другого не было, Стивенс быстро закопал яму и присел передохнуть. Оставалось проделать то же самое еще с одной могилой.

На этот раз он тщательно прощупывал землю лопатой, выискивая наиболее рыхлые участки. Вскоре он энергично принялся за дело, но едва углубился на фут, как наткнулся на нечто столь неожиданное, что прервал работу. Стивенс опустился на колени и принялся разгребать землю руками. В грязном месиве пальцы нащупали одежду…

Через несколько минут он высвободил голову. Она была изуродована до такой степени, что узнать лицо этого человека было невозможно. Стивенс испуганно отступил назад. Но через пару минут, пересилив себя, вернулся, и вскоре из земли выступила рука мертвеца. Стивенс аккуратно вытащил из футляра солнцезащитные очки и с особой тщательностью надавил указательным пальцем покойника на одно из стекол, а большим — на другое. Затем вложил очки на прежнее место.

Быстро закопав совсем еще свежий труп, адвокат, чувствуя неодолимую тошноту, кое-как добрался до дома. Поскольку полночь уже миновала, он позвонил на аэродром, распорядившись, чтобы его ждали. Он принял ванну и переоделся в свой обычный костюм.

Час спустя Стивенс уже летел в Лос-Анджелес. Сели они недалеко от южной части Западной авеню. Он попросил пилота подождать его, а сам на такси проехал в квартал Сансет, где среди целого блока зданий, построенных в испанском стиле, размещалась контора Пили. В помещении не было ни души. Адвокат подумал было, не взломать ли дверь, но, к счастью, подошел один из ключей, обнаруженных в сумочке Мистры. Войдя в кабинет, он без труда отыскал подписанное Таннехиллом письмо, разрешавшее Пили “продолжать выплату членам клуба “Пан-Америкэн””.

Стивенс вздремнул в самолете на обратном пути в Альмиранте и, добравшись до дома, тут же лег спать.

К полудню он уже был в городе. Чуть ранее, только проснувшись, он внимательно осмотрел стекла очков. Отпечатки получились превосходные. Он частично стер платком один из них — указательного пальца, чтобы не показалось странным, что имелась сразу пара столь безукоризненных улик. Приняв эту меру предосторожности, он отправился в полицию и передал очки специалисту в дактилоскопическую службу. При этом объяснил полицейскому:

— Несколько дней назад я сделал заявление о том, что какие-то варвары перерезали телефонный кабель. Сегодня утром недалеко от места, где это случилось, я случайно натолкнулся на валявшиеся в траве, очки. Подумал, что, может быть, стоит проверить отпечатки пальцев…

— И правильно сделали, — одобрил полицейский, осматривая стекла. — Мы сделаем все необходимое. О результатах проинформируем, мистер Стивенс.

Адвокат направился к выходу. Но остановился.

— Как много времени займет вся процедура?

— Если ничего не обнаружим в наших архивах, то придется запрашивать, а это, считайте, неделя.

Стивенс нерешительно топтался на месте.

— А вы не можете запросить центральную картотеку телеграфом?

— Ради каких-то хулиганов? — удивился полицейский.

— Послушайте… Я оплачу все расходы… Мне очень интересно выяснить, кто бы мог это сделать. К