перед глазами. Ухватившись вновь за первое, что подвернулось под руку, он обвиняющим тоном бросил в ее адрес:
— Я пьян.
— Скажите лучше: напичкан наркотическими снадобьями.
Стивенс неуверенным движением развернулся к центру комнаты. Мистру он теперь едва различал во все сгущавшейся вокруг него пелене.
— Я сделала это нарочно, — добавила она.
Он шагнул к Мистре и вдруг почувствовал, как на него стремительно надвигается поверхность пола. Падение на какой-то миг отрезвило его.
— Но зачем же вы так поступили? — Стивенс еле ворочал языком. — Что это…
То не было самым последним, что сохранилось в его памяти, но последнее, о чем он вспоминал хоть сколько-нибудь отчетливо.
Стивенс проснулся от брызнувших ему в глаза лучей солнца. Он долго лежал не шевелясь и бесцельно тараща глаза на потолок странной комнаты. И вдруг разом осознал, где находится. Он рывком поднялся с кровати, не зная толком, что собирался сделать, и напряженно задумался. Постепенно первоначальная скованность прошла. Он был жив. Какими бы мотивами ни руководствовалась Мистра, накачав его наркотическим зельем, оно оказалось неопасным для жизни.
Его одежда лежала рядом, на стуле.
Он поспешно оделся и выглянул в коридор. Вспомнив, что рядом находится вторая спальня, он на цыпочках дошел до нее. Дверь была не заперта. Стивенс приоткрыл ее и просунул голову.
Некоторое время он созерцал спящую Мистру. Во сне она выглядела необыкновенно юной. Она показалась ему даже моложе, чем он сначала думал. Сейчас ей можно было дать скорее двадцать четыре- двадцать пять, чем тридцать лет.
Адвокат припомнил, что в течение этой долгой ночи она была крайне взвинчена, но так и не смог восстановить в памяти, был ли он с ней вместе в этой комнате или в соседней. Зато в мыслях ясно видел, как Мистра много раз плакала и неоднократно что-то говорила ему про Большой Дом.
Большая часть сказанного ею растворилась в сплошной мгле. Но кое-что все же сохранилось в памяти, и совершенно отчетливо. Вероятно, ее слова так же безжалостно жгли ему мозг, как октли горло. Одна мысль об этих всплывающих в уме фразах повергла его в шок. Он уже собирался прикрыть дверь, но успел заметить, что Мистра, открыв глаза, сосредоточенно наблюдает за ним.
Да, да, она
Стоя в коридоре, Стивенс наконец уразумел — и в этом у него теперь не было ни малейших сомнений, — в чем состояла тайна Старого Дома.
А когда адвокат понял, что она знала, что он разобрался в этом, то его встряхнула отдававшая холодом небытия дрожь. Мистра приподнялась в постели, как бы потянувшись к нему. Одеяло соскользнуло с ее тела и словно растворилось Глаза даже при солнечном свете опаляли двумя пышащими безумным огнем воронками. Мышцы лица и тела застыли, придавая Мистре вид каменной статуи и обезображивая ее своей неподвижностью.
Но эта какая-то неестественная реакция длилась недолго. Она расслабилась, снова откинулась в постели, улыбнулась ему и лениво протянула:
— Так… Значит, подглядывали за мной?
Своеобразное очарование, будто околдовавшее его, рассеялось. Ему представилось, что он вынырнул из неведомой, заполненной фантастическими образами бездны, и, осознавая собственное смятение и замешательство, пробормотал:
— Нет. Я собрался побриться.
— Все необходимое для этого найдете в большой ванной, что в конце коридора.
Скобля подбородок, он вдруг вспомнил: “А ведь сегодня Рождество!” Но его мысль недолго задержалась на этом факте. Из комнаты Мистры не доносилось больше ни звука, все в ее апартаментах дышало тишиной и спокойствием. И его раздумья опять потекли по необычному руслу: интересно, раз уж идея, подобная мелькнувшей недавно, возникла у него, сможет ли он когда-либо от нее избавиться? Тщательно приведя себя в порядок, Стивенс направился в библиотеку. Необходимо, убедил он себя, внимательно прочитать замеченные там вчера книги. Но “Истории Большого Дома” на прежнем месте не было, отсутствовали и другие издания, что он намеревался пролистать. Не видно их было и на других полках — они попросту исчезли. Это поразило его. Казалось невероятным, что Мистра спрятала их. Он все еще топтался в библиотеке, когда услышал шум струившейся из душа воды. Значит, Мистра встала.
Стивенс пересек гостиную и вошел в комнату молодой женщины. Щедрое солнце, заполнившее помещение, развеяло, как легкую дымку, все его ночные фантазии и предположения. Он почувствовал себя неловко, в роли какого-то недоумка Сказочка о бессмертии тут же растаяла. И все же оставалось нечто такое, в отношении чего ему хотелось добиться полной ясности.
С того места, где он стоял, звуки душа воспринимались как грохочущий водопад. Дверь в ванную была приоткрыта, оттуда вырывалось облако пара, мягко оседавшее на ковре. Вскоре шум стих и он услышал шлепанье босых ног по полу. Появилась Мистра, облаченная в пышный халат. Она внимательно взглянула на него ярко блестевшими глазами, но не вымолвила ни слова. Села перед туалетным столиком и стала укладывать волосы.
Стивенс терпеливо выжидал. То загадочное чувство, которое он испытал ранее в ее присутствии, возникло вновь, может быть, не столь отчетливо и не столь определенно, но в гораздо более личностной форме.
“Да, — еще раз отметил он, — все же Мистра действительно на удивление красива”. Белокурые волосы, полные огня зеленые глаза, тонкие, даже изысканные черты лица создавали общее впечатление не только молодости и очарования, но, несомненно, и ума. Глядя на золотистую кожу, как будто тронутую загаром, невольно возникала мысль, что ее бабушки отнюдь не гнушались выбирать партнеров среди самых различных расовых групп. В ней явно бурлила кровь любителей острых ощущений и похождений, причем, видимо, ранних поколений.
Подобного рода мысли существенно увели его в сторону от первоначального замысла, с которым он вступил в ее покои. Очнувшись, он довольно напряженным голосом обратился к Мистре:
— Ночью вас, похоже, весьма заботил вопрос о том, откуда поступил тот мрамор, из которого выстроен Большой Дом. Известно ли кому-нибудь название этого карьера?
За лицом Мистры он мог следить только по его отражению в зеркале. Взгляд молодой женщины стал пристальным, сосредоточенным. Она напряженно в упор рассматривала его. У Стивенса появилось предчувствие, что она не станет отвечать на этот вопрос. Но она расхохоталась.
— Вижу, — выдавила она сквозь смех, — что октли опять породил во мне кошмары. Думаю, мне пора отказаться от этого напитка.
От Стивенса, однако, не ускользнуло, что смех у нее получился невеселый, а от ответа она все же действительно уклонилась. Адвокат упорствовал:
— И все-таки, как насчет названия этого мраморного карьера?
— Откуда мне знать? — пожала она плечами. — Этому проклятому Дому более тысячи лет.
Но Стивенс не сдавался:
