животными импульсами”.

Раздумья кончились. Сузившимися глазами он посмотрел на Большого Олуха. Человек-животное сидел в десяти футах от него у края пропасти на корточках и внимательно наблюдал за ним. Пендрейк тихо произнес:

— Его кормят. Его специально оставили в живых.

Твердый взгляд серо-голубых глаз-буравчиков схлестнулся с его собственным.

— Поначалу, — сказал Большой Олух, — я сохранил ему жизнь, чтобы у меня была хоть какая-нибудь компания. Я часто садился на край обрыва и орал на него. Потом, когда пришли голубые люди и привели с собой стадо бизонов, у меня появилась мысль, что эта тварь может мне пригодиться. Она привыкла ко мне. — Он с жестокостью в голосе закончил: — Его желудок переварил очень много людей, а переварит еще больше. Постарайся не попасть в их число, Пендрейк.

Пендрейк ровным голосом и медленно произнес:

— Кажется, я начинаю понимать, что к чему. Все это внимание, которое ты мне уделяешь, — ты что-то говорил об отключении машины — вызвано тем, что я единственный из находящихся здесь людей, кто хоть что-нибудь смыслит в технике. Я прав, Большой Олух?

Большой Олух поднялся с земли, и Пендрейк сделал то же самое. Глядя друг на друга, они отступили от края котлована на несколько шагов. Разговор продолжил Большой Олух:

— Ты не первый, но других больше нет поблизости. — Он замолчал, потом продолжил: — Пендрейк, я собираюсь предложить тебе половину. Ты и я будем здесь боссами с правом первого выбора женщин и прочих хороших вещей. Ты же понимаешь, мы не можем допустить сюда весь мир. Это невозможно. Мы будем жить здесь вечно и, может быть, если тебе удастся запустить остальные машины, которые находятся здесь, то мы сможем отправиться туда, куда захотим, и получить то, что захотим.

Пендрейк спросил:

— Большой Олух, ты когда-нибудь слышал о выборах?

— Э! — подозрительные поросячьи глазки уставились на Пендрейка. — Это еще что такое?

Пендрейк начал ему объяснять, что это означает, и волосатое животное удивленно посмотрело на него.

— Ты имеешь в виду, — поразился он, — что если этим тупоголовым не понравится мой способ правления, то они могут меня послать на фиг?

— Вот именно, — сказал Пендрейк, — и только в этом случае я соглашусь играть в эту игру.

— К чертовой матери! — прозвучал рычащий ответ. По дороге к городу Большой Олух грубо сказал: — Мне сообщили, что ты болтал с Девлином. Ты… — Он замолчал. Гнев исчез, словно его вырезали хирургическим скальпелем. Пендрейк видел, как в узеньких глазках на смену ему пришло удивление, потом улыбка расплылась по обезьяньему лицу. — Ты только послушай, я же схожу с ума, — произнес Большой Олух, — я тот парень, который прожил миллион лет и проживет еще миллион, если правильно разыграет свои карты.

Пендрейк молчал. Большой Олух не сводил с него глаз. Пендрейк не ожидал такого поворота разговора и задумался. Большой Олух все больше убеждал его, насколько опасным “парнем” он является.

— У меня на руках одни тузы, Пендрейк, — мягко начал Большой Олух. — Меня нельзя убить, разве только камень упадет мне на голову с потолка… — Он посмотрел вверх, потом на Пендрейка, и его улыбка стала еще шире. — Это случилось однажды с одним мужиком.

Они остановились посреди аллеи в тени деревьев. Город находился за холмом. На какое-то мгновение воцарилась тишина, которую не прерывали ни звуки смеха, ни шепот голосов. Они были одни в искаженной Вселенной — человек и получеловек, друг против друга.

Пендрейк нарушил покой момента:

— Я не рассчитываю, что это с тобой случится.

Большой Олух расхохотался.

— Какой ты умный. Я так и думал, что до тебя быстро дойдет. Слушай, Пендрейк, если ты не хочешь поддержать меня, то лучше подумай над тем, что я тебе говорил. А именно: я хочу, чтобы ты дал слово, что не будешь ни с кем путаться. Это честно?

— Абсолютно, — ответил Пендрейк. Он не чувствовал никаких угрызений совести, давая столь поспешное обещание. Ему было совершенно ясно, что своим противостоянием он поставил себя на самый край пропасти и что он все еще к нему не готов. Если века войн на Земле и научили чему-нибудь здравомыслящих человеческих существ, так это тому, что нельзя сражаться честно с теми, кто не придерживается этого принципа.

Большой Олух продолжал:

— Возможно, мы все-таки сможем поработать вместе над некоторыми вещами, например над этими немцами. Может быть, я даже разрешу тебе осмотреть машину после следующего сна. Скажи…

— Да? — Пендрейк настороженно смотрел на Большого Олуха.

— Ты ведь говорил, что захватившие тебя парни держат твою жену в качестве пленницы? Не хотел бы ты провести несколько недель во главе экспедиции, разведать, как ее освободить?

Пендрейк почувствовал, как у него в душе шевельнулась надежда. Но потом поймал на себе изучающий взгляд маленьких пронизывающих глазок, и все возбуждение его тут же улетучилось. Элеонору нужно спасать, но он не мог допустить даже мысли, что приведет ее сюда, не укрепив предварительно свои позиции в союзе с Девлином и другими. Да и не мог он представить себя во главе экспедиции, главной целью которой будет похищение женщин.

— Время вставать!

С этим заявлением в его комнату на следующее утро вошел Моррисон.

— Время? — Пендрейк уставился на стройного молодого мужчину. — Неужели вы здесь как-то различаете время? Почему я не могу просто оставаться здесь, пока не проголодаюсь?

К его удивлению, Моррисон по-собачьи замотал головой.

— Ты был болен, но это уже прошло. Теперь тебе придется приспосабливаться к заведенному порядку. Так сказал Большой Олух.

Пендрейк внимательно посмотрел на его худое лицо. В голове пронеслась мысль, что в обязанности Моррисона входит следить за тем, что делает его подопечный. Ему и раньше казалось, что этот похожий на клерка парень был на побегушках у Большого Олуха, но до какой степени он был его рабом, было пока неясно. До Пендрейка дошло, что его план проведения нескольких следующих дней в изучении всего и всех в этом странном месте может начаться уже прямо здесь и сейчас. Нельзя сказать, чтобы Моррисон представлял собой какую-нибудь угрозу. Этот человек всегда будет покорен правящему режиму.

— Большой Олух, — ответил Моррисон на его вопрос, — все здесь организовал. Двенадцать часов на сон, четыре на еду и так далее — но ты, естественно, не должен все время спать или есть. Можешь заниматься чем угодно, если только в течение восьми часов в день работаешь.

— Работаешь?

Моррисон объяснил:

— Кому-то нужно охранять, кто-то должен два раза в день доить коров. Необходимо ухаживать за садами, а еще каждую неделю мы забиваем несколько бычков. Все это считается работой. — Он показал небрежным взмахом руки: — Сады расположены вон за теми деревьями, в противоположной стороне от ямы с тварью. — И закончил: — Большой Олух хочет знать, что ты можешь делать.

Пендрейк криво усмехнулся. Итак, этот обезьяночеловек дает ему понять, во что превратится его жизнь, если он не станет одним из боссов. Его смутила не работа, а яркая картина упорядоченной иерархии, которая стояла за ней. Пендрейк нахмурился и наконец произнес:

— Передай Большому Олуху, что я могу доить коров, работать в садах, нести охрану и делать еще кучу других вещей.