ОЛИВЕР
Услышав, что детектив грозит арестовать Эмму Хант, если она не прекратит вопить, я выхожу из ступора, в который меня повергла его предыдущая фраза: «Потом мы доставим его в здание суда, где ему будет предъявлено обвинение».
Что, черт побери, я знаю о «предъявлении обвинения»?
Я выиграл парочку гражданских исков. Но предъявление обвинения по уголовному делу — совершенно иной коленкор.
Мы в машине Эммы, едем в суд, но я с трудом ее уломал. Она отказывалась покидать полицейский участок без Джейкоба. Мне удалось убедить ее покинуть участок единственным способом — пообещав показать, куда переведут ее сына.
— Я должна быть с ним, — заявляет она, проскакивая на красный сигнал светофора. — Я, черт побери, его мать! — Как будто внезапно вспомнив о чем-то, она ужасается. — Тео, боже мой, Тео… Он даже не знает, где мы.
Понятия не имею, кто такой Тео, но, честно признаться, у меня нет времени интересоваться. Все мои мысли заняты тем, где я должен стоять в зале судебного заседания.
Что я должен говорить?
Кому первому дают слово? Мне или обвинителю?
— Это совершеннейшее недоразумение, — настойчиво повторяет Эмма. — Джейкоб и мухи не обидит. Он не может быть виновен.
Откровенно признаться, я даже не знаю, в какой зал судебных заседаний надо идти.
— Вы вообще меня слушаете? — спрашивает Эмма, и в этот момент я понимаю, что она, по- видимому, задала мне вопрос.
— Да, — отвечаю я, полагая, что хотя бы на пятьдесят процентов не ошибся.
Она прищуривается.
— Налево или направо? — повторяет она.
Мы стоим у знака «стоп».
— Налево, — бормочу я.
— Что происходит, когда предъявляют обвинение? — спрашивает она. — Джейкоб не должен говорить, верно?
— Не должен. Говорить будет адвокат. То есть я. Суть предъявления обвинения заключается в том, чтобы зачитать обвиняемому, в чем его, собственно, обвиняют, и назначить сумму залога.
Это все, что я вспомнил из университетского курса.
Но сказал я об этом Эмме зря.
— Залог? — повторяет она. — Джейкоба посадят в тюрьму?
— Я не знаю, — честно отвечаю я. — Поживем увидим.
Эмма паркуется на стоянке перед зданием суда.
— Когда его привезут?
На этот вопрос у меня нет ответа. Единственное, что я знаю: рабочий день подходит к концу, и если детектив Метсон не поторопится, то Джейкобу придется провести ночь в окружной тюрьме. Но об этом я Эмме сообщать не буду.
Внутри здания суда царит тишина: большинство дел, назначенных на сегодня, уже рассмотрены. Однако наше дело еще только предстоит рассмотреть, поэтому мне просто необходим ускоренный курс обучения уголовному праву и процессу, пока мой клиент не понял, что я обычный самозванец.
— Подождите здесь, — предлагаю я, указывая на кресло в коридоре.
— А вы куда?
— Заполнить… кое-какие необходимые бумаги, пока не привезли Джейкоба, — отвечаю я, изо всех сил стараясь выглядеть уверенно, и стремглав бросаюсь в кабинет секретаря.
Как медсестры в больницах осведомлены лучше докторов, так и секретари в судах знают порой больше, чем сами судьи. Поэтому если действительно хотите что-то толком узнать о судебном процессе, то лучше потратить больше времени, умасливая секретарей, чем самих судей.
— Здравствуйте! — приветствую я невысокую темноволосую женщину, которая всматривается в экран компьютера. — Я здесь, чтобы выслушать предъявляемые обвинения.
Она отрывает глаза от экрана и равнодушно отвечает:
— Рада за вас.
Мой взгляд падает на табличку с именем на ее письменном столе.
— Интересно… Дороти, а вы не скажете, в каком зале это будет происходить?
— Держу пари, что в зале судебных заседаний по уголовным делам…
— Точно, — улыбаюсь я, как будто давно это знал. — А судья?
— Поскольку сегодня понедельник, председательствует судья Каттингс, — говорит она.
— Спасибо. Спасибо огромное, — благодарю я. — Приятно иметь с вами дело.
— А я как рада нашей встрече! — нараспев отвечает она.
Я уже собираюсь выйти, но в последнее мгновение оборачиваюсь.
— Последний вопрос…
— Да?
— Я… должен что-нибудь говорить?
Дороти отрывается от компьютера.
— Судья спросит, признаете ли вы себя виновным, — отвечает она.
— Понятно. Премного благодарен за помощь, — расшаркиваюсь я.
В коридоре я вижу, как Эмма нажимает отбой на своем сотовом.
— Ну? — спрашивает она.
Я опускаюсь в свободное кресло рядом с ней.
— Здесь проблем не будет, — успокаиваю я ее, надеясь, что смогу убедить в этом и себя самого.
Мы с Эммой присутствуем на трех судебных заседаниях, где предъявляются обвинения: одно — в хранении наркотиков, одно — в ограблении со взломом, еще одно — в оскорблении общественной нравственности. Потом в зал суда вводят Джейкоба. Со своего места на галерке я тут же по поведению Эммы замечаю, что привели ее сына: она сидит немного напряженнее, затаив дыхание.
Если посидеть в зале судебных заседаний, то станет ясно, что студенты, занимавшиеся в колледже футболом, — самые недалекие, без признаков шеи, — по окончании становятся судебными приставами. Два таких бегемота тащат Джейкоба, который изо всех сил пытается вырваться из их лап. Он беспрестанно вытягивает шею, вглядывается в лица находящихся в зале заседания людей, и, как только замечает Эмму, обмякает от облегчения.
Я встаю, спускаюсь с галерки, потому что пришло время для рассмотрения нашего дела, и слишком поздно замечаю, что за мной неотступно следует Эмма.
— Вы должны оставаться на месте, — бросаю я через плечо, занимая место за столом обвиняемого рядом со своим клиентом. — Привет! — шепчу я Джейкобу. — Меня зовут Оливер. Твоя мама наняла меня защищать тебя. Я все улажу. Ничего не говори судье. Говорить буду я.
Во время всей моей речи Джейкоб не сводит глаз со своих коленей. Как только я замолкаю, он поворачивается на стуле.
— Мама! — зовет он. — Что происходит?
— Адвокат, — предупреждает пристав повыше, — либо заставьте своего клиента молчать, либо его отправят назад в камеру.
— Я же только что сказал тебе: ни с кем не разговаривай, — укоряю я Джейкоба.
— Вы сказали ничего не говорить судье.
— Разговаривать нельзя ни с кем, — разъясняю я. — Понятно?
