зеркало заднего вида на Джейкоба. С утра он ничуть не изменился — та же вылинявшая зеленая футболка, ремень безопасности аккуратно перекинут через грудь и пристегнут, темные волосы падают на глаза. Он не кипятится, не замыкается в себе, никаким иным образом не дает понять, что его что-то гнетет. Значит ли это, что он не причастен к смерти Джесс? Или причастен? Просто это не трогает его так, как тронуло бы другого?
Тео рассказывает о математике — он единственный в классе решил задачу. Я не понимаю ни слова из того, что он говорит.
— Нам с Джейкобом нужно заглянуть в полицейский участок, — говорю я, стараясь, чтобы голос звучал спокойно. — Поэтому, Тео, мы сперва завезем тебя домой.
— Зачем? — спрашивает Джейкоб. — Он получил результаты экспертизы рюкзака?
— Он не сказал.
Тео смотрит на меня.
— Мама? Что-то не так?
На мгновение мне хочется рассмеяться: один сын совершенно меня не понимает, второй же видит меня насквозь. Я молча останавливаю машину у нашего почтового ящика.
— Тео, вылезай, проверь почту и иди в дом. Я вернусь, как только смогу.
Я оставляю младшего сына посреди дороги и уезжаю с Джейкобом.
Но вместо того чтобы ехать в участок, я притормаживаю у торгового центра и паркую машину.
— Перекусим? — спрашивает Джейкоб. — Потому что лично я очень голоден.
— Скорее всего, позже. — Я встаю с водительского сиденья и пересаживаюсь к нему назад, на пассажирское. — Я должна тебе кое-что сообщить. Очень плохие новости.
— Как о смерти дедушки?
— Да. Что-то вроде того. Ты же знаешь, что Джесс на какое-то время пропала, поэтому ваша встреча в воскресенье не состоялась. Полиция нашла ее тело. Джесс умерла.
Во время своего монолога я не свожу глаз с сына, надеясь заметить, как он моргнет, дернет рукой, что я могла бы воспринять как знак. Но Джейкоб абсолютно инертен, просто смотрит на подголовник перед собой.
— Ладно, — говорит он через мгновение.
— Ты ничего не хочешь спросить?
Джейкоб кивает.
— Теперь мы можем перекусить?
Я смотрю на сына, а вижу чудовище. И я не уверена, его ли это истинное лицо или маска синдрома Аспергера.
Но, честно признаться, я даже не уверена, а имеет ли это значение.
К тому времени как мы с Джейкобом добираемся до полицейского участка, мои нервы натянуты как струна. Я чувствую себя предательницей, притащившей собственного сына детективу Метсону. А есть ли выбор? Девушка мертва. Я не смогу жить спокойно с этой тайной, пока не узнаю, что Джейкоб непричастен.
Не успела я обратиться к дежурному с просьбой передать сообщение детективу Метсону, как он сам входит в приемную участка.
— Джейкоб, здравствуй, — говорит он, потом поворачивается ко мне. — Добрый день, Эмма. Спасибо, что привезли сына.
Я не знаю, что ответить, и отворачиваюсь.
Совсем как Джейкоб.
Детектив кладет руку мне на плечо.
— Я понимаю, это нелегко, но вы поступили совершенно правильно.
— Тогда почему же мне не по себе? — шепчу я.
— Доверьтесь мне, — успокаивает Метсон, и в знак согласия — потому что мне просто необходим человек, который взял бы на секунду бразды правления в свои руки, чтобы я могла отдышаться, — я киваю.
Он поворачивается к Джейкобу.
— Я попросил твою маму привезти тебя в участок, — объясняет Метсон, — потому что хотел с тобой поговорить. Ты бы мог мне здорово помочь в некоторых вопросах.
От удивления у меня отвисает челюсть. Какая вопиющая ложь!
Как и ожидалось, Джейкоба тут же переполняет гордость.
— Думаю, у меня найдется для этого время.
— Отлично, — отвечает Метсон, — потому что мы зашли в тупик. У нас есть несколько старых дел — и парочка незакрытых, — над которыми мы уже сломали головы. После того как ты пришел к выводу, что мужчина умер от переохлаждения, я понял, что ты невероятно подкован в криминалистике.
— Пытаюсь не отставать, — хвастается Джейкоб. — Выписываю три журнала.
— Неужели? Впечатляет. — Метсон открывает дверь, ведущую в недра участка. — Может, найдем для разговора место поспокойнее?
Воспользоваться страстью Джейкоба к криминалистике, чтобы обманом выудить показания о смерти Джесс, — все равно что размахивать шприцом с героином перед наркоманом. Я злюсь на Метсона за коварство, злюсь на себя за то, что не поняла: у него свои приоритеты, у меня свои.
Пылая от негодования, я направляюсь за ними, но детектив меня останавливает.
— Эмма, — говорит он, — вам придется подождать здесь.
— Я должна идти с ним. Джейкоб может не понять, о чем его будут спрашивать.
— С точки зрения закона он совершеннолетний, — улыбается Метсон, но глаза его остаются серьезными.
— Мама, ну действительно, — добавляет Джейкоб, в голосе которого сквозит самодовольство. — Все в порядке.
Детектив смотрит на меня.
— Вы являетесь его официальным опекуном?
— Я его мать.
— Это разные вещи, — отвечает Метсон. — Извините.
За что, интересно? За то, что заманил в свои сети Джейкоба, заставив поверить, будто он на его стороне? Или за то, что точно так же поступил со мной?
— Тогда мы уходим, — настаиваю я.
Метсон кивает.
— Джейкоб, тебе решать. Хочешь остаться со мной или отправиться домой с мамой?
— Вы шутите? — сияет Джейкоб. — Конечно же, стопроцентно хочу поговорить с вами.
Не успела за ними закрыться дверь, как я, не чувствуя под собою ног, уже неслась к стоянке.
РИЧ
В любви, на войне и на допросе все средства хороши. Я имею в виду, что если нужно убедить подозреваемого, что в меня переселилась душа его давно почившей в бозе бабушки и единственное средство спасения — во всем мне признаться, то так оно и будет. Тем не менее я не могу забыть лицо Эммы Хант в ту минуту, когда она поняла, что я предал ее и не позволю присутствовать при нашей беседе с ее сыном.
Я не могу привести Джейкоба в комнату для допросов, потому что там ожидает Марк Макгуайр. Я оставил его под присмотром сержанта, который в настоящее время отрабатывает положенные полгода, чтобы решить, хочет он сдавать экзамены и стать детективом или нет. Я не могу отпустить Марка, пока не буду на сто процентов уверен, что у меня появился новый подозреваемый.
Поэтому я провожаю Джейкоба к себе в кабинет размером со шкаф. Зато в нем повсюду громоздятся
