Но это не невинная ложь, речь идет о пропавшей девушке. Девушке, которая, возможно, уже мертва. Девушке, чьи рюкзак и одежда по необъяснимой причине оказались у моего сына.
Джейкоб пытается убежать вниз, но я хватаю его за руку.
— Откуда у тебя это?
— Из ящика в доме Джесс, — выдавливает он из себя, крепко закрывая глаза, пока я не отпускаю руку.
— Объясни, как они сюда попали. Многие люди ищут Джесс, а ее вещи у тебя. Это плохо.
Рука сына, свисающая вдоль тела, начинает подергиваться.
— Я же говорил тебе, я пришел к ней во вторник, как и договаривались. Все было не так.
— Что ты имеешь в виду?
— В кухне перевернуты стулья, газеты и бумаги валяются на полу, все компакт-диски разбросаны на ковре. Это неправильно, неправильно…
— Джейкоб, — говорю я. — Не отвлекайся. Откуда у тебя этот рюкзак? Джесс знает, что он у тебя?
В глазах сына стоят слезы.
— Нет, она уже ушла. — Он начинает ходить кругами по комнате, продолжая размахивать рукой. — Я вошел, там беспорядок… я испугался. Я не знал, что произошло. Я звал ее, а она не отвечала. Я увидел рюкзак и остальные вещи и взял их.
Голос его напоминал скрежет «американских горок», сошедших с рельсов.
— «Хьюстон, у нас проблема».
— Все в порядке, — утешаю я, обнимая сына и крепко прижимая его к себе, как гончар прижимает глину к центру гончарного круга.
Но это неправда. Ничего не может быть в порядке, пока Джейкоб не поделится с детективом Метсоном этими новыми сведениями.
РИЧ
Сегодня я не в настроении.
Суббота, и хотя предполагается, что Саша на выходные останется у меня, я вынужден был отменить договоренность, потому что стало очевидным, что текущее расследование потребует полной отдачи. По сути, я буду есть, спать и дышать одной Джесс Огилви, до тех пор пока не найду ее, живую или мертвую. Тем не менее моя бывшая жена, похоже, не прониклась важностью моей работы и на четверть часа устроила мне настоящую головомойку об отцовских обязанностях. Как, скажите на милость, ей устраивать свою жизнь, если мои неотложные дела постоянно ломают ее планы? Не было смысла напоминать, что эти непредвиденные случаи, формально говоря, не моя прихоть, а исчезновение молодой женщины намного важнее ее планов провести ночь наедине со своим новый супругом, мистером Кофе. Я убеждаю себя, что пропустить одни выходные с Сашей стоит того, чтобы Клод Огилви мог провести следующие выходные уже с дочерью.
По пути к дому Джесс, где работает группа криминалистов, мне звонит местный агент ФБР, который пытается отследить сотовый телефон исчезнувшей девушки.
— Нет сигнала, — повторяю я. — Что это означает?
— Есть несколько объяснений, — отвечает он. — Система навигации и обнаружения местоположения работает только тогда, когда телефон включен. Сейчас он может покоиться на дне реке. Или девушка может быть жива и здорова, но сама выключила телефон.
— А мне откуда знать, какое из предположений верно?
— Полагаю, когда обнаружится тело, ответ будет очевиден, — говорит агент, и тут я въезжаю в одну из пресловутых «мертвых зон» Вермонта, связь обрывается.
Когда в очередной раз раздается телефонный звонок, я продолжаю ругать ФБР (которое годится и преуспело исключительно в одном: вставлять палки в колеса расследования, которое проводит местная полиция), поэтому можете представить мое изумление, когда на другом конце провода я услышал голос Эммы Хант. Вчера я на всякий случай оставил ей свою визитную карточку.
— Надеюсь, вы сможете к нам заехать, — говорит она. — Джейкоб кое-что должен вам рассказать.
Меня ждут люди: угрюмый жених, который может оказаться убийцей, и сенатор штата, который дышит в затылок моему начальству, требуя снять меня с должности, если я не найду его дочь. Но я ставлю на крышу мигалку и разворачиваюсь в неположенном месте.
— Буду через десять минут, — обещаю я ей.
Настроение заметно улучшается.
К счастью, до «Блюстителей порядка» еще целых три часа. Мы сидим в гостиной — Эмма с Джейкобом на диване, я рядом, в кресле.
— Джейкоб, расскажи детективу все, что рассказал мне, — велит Эмма.
Он закатывает глаза, как будто читает что-то написанное на потолке.
— В тот день я пришел к ней домой, как и договаривались. Все было не так. В кухне перевернуты стулья, газеты и бумаги валяются на полу, все компакт-диски разбросаны на ковре. Это неправильно, неправильно, — говорит он как заведенный, словно робот. — Она уже ушла. Я вошел, там беспорядок… я испугался. Я не знал, что произошло. Я звал ее, а она не отвечала. Я увидел рюкзак и остальные вещи и взял их. «Хьюстон, у нас проблема».
Он удовлетворенно кивает.
— Все.
— Почему ты соврал мне о своем визите к Джесс? — спрашиваю я.
— Я не врал, — отвечает он. — Я сказал, что занятия у нас не было.
— Ты и о рюкзаке ничего не упомянул, — указываю я на рюкзак, который лежит между нами на кофейном столике.
Джейкоб кивает.
— Вы не спрашивали.
«Умник!» — думаю я, и тут вклинивается Эмма.
— Дети с синдромом Аспергера, как Джейкоб, болезненно дотошны, — объясняет она.
— Значит, если я задам ему прямой вопрос, он даст прямой ответ?
— «Он», — раздраженно замечает Джейкоб, — сидит рядом и все слышит.
Его слова вызывают у меня улыбку.
— Прости, — извиняюсь я, обращаясь непосредственно к нему. — Как ты попал в дом к Джесс?
— В общежитии она оставляла дверь своей комнаты открытой, чтобы я мог войти. Когда я приехал к ее новому жилищу, дверь тоже оказалась открытой. Я вошел, чтобы подождать ее внутри.
— Что ты увидел, когда вошел в дом?
— В кухне был беспорядок. Стулья перевернуты, бумаги и газеты разбросаны по полу.
— А Джесс? Она была дома?
— Нет. Я окликнул ее. Но она не ответила.
— И что ты сделал?
Он пожимает плечами.
— Я все убрал.
Я вжимаюсь в кресло.
— Ты… убрал?
— Верно.
В моем воображении предстают сфальсифицированные благодаря обсессивно-компульсивным наклонностям Джейкоба Ханта улики.
— Тебе же известно о том, что улики на месте преступления трогать нельзя, — говорю я. — Что,
