Джордан МакАфи с пачкой бумаг в руке. Лейси прикрыла глаза.
– Прекрасно.
– Да, моя жена тоже так говорит, – сказал он, приближаясь к ней с улыбкой на лице. – Или, может, мне просто хочется, чтобы она так говорила… Ваша помощница сказала, что вы скорее всего здесь, и… Лейси, с вами все в порядке?
Лейси кивнула, а потом покачала головой. Джордан взял ее под руку и подвел к раскладному креслу, которое кто-то вытащил на самую крышу.
– Плохой день?
– Можно и так сказать, – ответила Лейси.
Она старалась не показать Джордану своих слез. Она понимала, что это глупо, но ей не хотелось, чтобы адвокат Питера решил, будто она относится к тем людям, с которыми нужно общаться с особой осторожностью. Тогда он может скрыть от нее ту неприятную правду о Питере, которую ей хотелось услышать несмотря ни на что.
– Мне нужно, чтобы вы подписали некоторые бумаги… но я могу заехать в другой раз…
– Нет, – сказала Лейси. – Все… нормально.
Она поняла, что все было лучше, чем нормально. Ее даже было приятно посидеть рядом с человеком, который верил в Питера, даже если ей приходилось ему за это платить.
– Можно задать вам личный вопрос?
– Конечно.
– Почему людям так легко показать пальцем на кого-то другого?
Джордан присел напротив нее на край крыши, что заставило Лейси немного нервничать, но опять же она не подала виду, поскольку не хотела, чтобы Джордан решил, что она слишком восприимчива.
– Людям нужен козел отпущения, – сказал он. – Это человеческая природа. Это самое большое препятствие в работе адвоката, потому что несмотря на то, что человек является невиновным, пока не доказана его вина, сам факт ареста кажется людям доказательством вины. Вы знаете, сколько людей полицейские отпускают из-под ареста? Я понимаю, это звучит глупо, но неужели вы думаете, что кто-то из них рассыпается в извинениях и делает все возможное, чтобы семья, друзья, коллеги этого человека знали, что произошла ошибка? Или просто говорят что-то вроде «Примите извинения» и уходят? – Он поймал ее взгляд. – Я знаю, очень тяжело читать газетные статьи, обвиняющие Питера, когда суд еще даже не начался, но…
– Не Питера, – тихо сказала Лейси. – Люди обвиняют меня.
Джордан кивнул, словно ожидал этого.
– Он сделал это не из-за того, что мы его так воспитывали. Он сделал это вопреки нашему воспитанию, – сказала Лейси. – у вас ведь есть маленький ребенок?
– Да. Сэм.
– Что, если он вырастет вовсе не таким, каким вы ожидали?
– Лейси…
– Например, если Сэм скажет вам, что он гей?
Джордан пожал плечами.
– Ну и что?
– А если он решит стать мусульманином?
– Это его выбор.
– А если он станет смертником-террористом?
Джордан замолчал.
– Честно говоря, мне не очень хочется думать о таких вещах, Лейси.
– Увы, – сказала она, поворачиваясь к нему лицом. – Я тоже не хотела.
Филипп О'Ши и Эд МакКейб были вместе почти два года. Патрик рассматривал фотографии на каминной полке – двое обнявшихся мужчин на фоне Канадских гор, Дворца кукурузы, Эйфелевой башни.
– Мы любили путешествовать, – сказал Филипп, входя в комнату со стаканом чая со льдом и передавая его Патрику. – Иногда Эду было легче собраться и уехать куда-нибудь, чем оставаться здесь.
– Почему так?
Филипп пожал плечами. Это был высокий мужчина с веснушками, которые появлялись на его лице, когда его захлестывали эмоции.
– Эд никому не говорил о… своем стиле жизни. А положа руку на сердце, хранить секреты в маленьком городке нелегко.
– Мистер О'Ши…
– Филипп. Пожалуйста.
Патрик кивнул.
– Я хотел узнать, упоминал ли когда-нибудь Эд при вас и Питера Хьютона.
– Вы же знаете, он был его учителем.
– Да. Я именно в виду… кроме этого.
Филипп провел его на застекленную веранду к плетеным стульям. Каждая из увиденных им комнат в доме была похожа на съемочную площадку для журнала: диванные подушки были выставлены под углом сорок пять градусов, вазы со стеклянными бусинами, роскошные зеленые растения. Патрик подумал о собственной гостиной, где сегодня между диванными подушками он обнаружил кусок хлеба, покрытый чем- то, что можно было назвать только пенициллином. Возможно, это были всего лишь глупые стереотипы, но этот дом был похож на мечту дизайнера, а дом Патрика – на наркоманский притон.
– Эд разговаривал с Питером, – сказал Филипп. – По крайней мере, пытался.
– О чем?
– Думаю, о том, что значит быть потерянной душой. Подростки всегда стараются быть такими, как все. Если тебя не принимают популярные ребята, ты стараешься подружиться со спортсменами. Если это не получается, идешь в театральный кружок… или к наркоманам, – сказал он. – Эд думал, что Питер, возможно, попытается подружиться с гомосексуалистами.
– Значит, Питер приходил к Эду поговорить о том, что он гей?
– Нет-нет. Эд сам разыскал его. Мы помним, как нам сложно было понять, чем мы отличаемся от других, когда были в его возрасте. Мы до смерти боялись, что подойдет другой парень-гей и откроет твое истинную сущность.
– Вы думаете, Питер боялся, что Эд откроет его сущность?
– Я искренне сомневаюсь, особенно в случае Питера.
– Почему?
Филипп улыбнулся Патрику:
– Вы слышали о гей-радаре?
Патрик почувствовал, как краска прилила к лицу. Это было все равно что услышать, как афроамериканец рассказывает анекдот о неграх.
– Думаю, да.
– Людей с нетрадиционной ориентацией не так легко узнать, это не другой цвет кожи или увечье. Просто со временем начинаешь улавливать особые манеры, взгляды, и тогда легко понять гей перед тобой или просто любопытный, глазеющий на тебя. Патрик невольно отстранился от Филиппа, который рассмеялся в ответ.
– Расслабьтесь. Вы явно принадлежите к другой команде. – Он посмотрел Патрику в глаза. – Как и Питер Хьютон.
– Я не понял…
– Возможно, Питер еще не разобрался в своей сексуальности, но для Эда все было предельно ясно, – сказал Филипп. – Этот мальчик – натурал.
Питер ворвался в дверь комнаты свиданий и сердито спросил:
– Почему вы не приходили ко мне?
Джордан оторвался от записей в своем блокноте. Он отметил про себя, что Питер поправился, вероятно, за счет увеличившихся мышц.
