Она плакала тихо, даже нельзя было сразу понять. Но когда Питер протянул руку с тампоном, он вдруг понял, что именно так выглядит со стороны, когда сам становится объектом насмешек.
Питер раздавил тампон в кулаке.
– Перестаньте, – тихо сказал он и обернулся к оставшимся троим ученикам, ожидавшим своей очереди поиздеваться над Долорес – Хватит уже.
– В чем дело, гомик? – спросил Дрю.
– Это уже не смешно.
Наверное, это не было смешно с самого начала. Просто, достаточно было того, что смеются не над ним.
Мальчик, стоявший за ним, оттолкнул Питера и бросил тампон так, что тот, отскочив от головы Долорес, закатился под стул Питера. Следующей была Джози.
Она посмотрела на Долорес, потом на Питера.
– Не надо, – еле слышно сказал он.
Джози поджала губы и раскрыла ладонь, откуда на парту Долорес выкатился тампон.
– Ой, – воскликнула она, а когда Мэтт Ройстон рассмеялся, подошла к нему и села рядом.
Питер выжидал. Несмотря на то что Джози не общалась с ним уже несколько недель, он знал, чем она занимается после школы – ходила в центр города на чай со льдом с Кортни и компанией, а потом глазела на витрины. Иногда он издали смотрел на нее, как смотрят на бабочку, которую знали только как гусеницу, не понимая, как перемены могут быть настолько разительными. Он ждал, пока она не распрощается с остальными девочками, а потом шел за ней следом до самого дома. Когда он догнал ее и схватил за руку, она пронзительно закричала.
– О Господи, – сказала она. – Питер, ты напугал меня до смерти!
Он заранее продумал, о чем будет ее спрашивать, потому что ему было не так легко, как другим, выражать свои мысли. Но оказавшись так близко к Джози, после всего что произошло, все вопросы показались больше похожими на обвинения. Поэтому он просто сел на тротуар и запустил пальцы в волосы.
– Почему? – спросил он.
Она села рядом с ним, обхватив руками колени.
– Я делаю это не для того, чтобы тебя обидеть.
– Ты с ними такая ненастоящая.
– Я всего лишь не такая, как с тобой, – сказала Джози.
– Я так и сказал: ненастоящая.
– У реальности есть разные стороны.
Питер фыркнул:
– Если тебя этому научили эти придурки, то это лажа.
– Они меня ничему не учат, – возразила Джози – я с ними, потому что они мне нравятся. Они веселые и интересные.
Когда я с ними… – Она резко замолчала.
– Что? – спросил Питер.
Джози посмотрела ему в глаза.
– Когда я с ними, – сказала она, – я нравлюсь людям.
Питер не подозревал, что перемены могут быть настолько разительными: когда в один момент вместо желания убить кого-то появляется желание убить себя.
– Я не позволю им больше издеваться над тобой, – пообещала Джози. – Это ведь хорошо, правда?
Питер не ответил. Дело было не в нем.
– Я просто… я правда не могу теперь с тобой общаться, – объяснила Джози.
Он поднял голову.
– Не можешь?
Джози встала, повернувшись к нему спиной.
– Пока, Питер, – сказала она и ушла из его жизни.
Десять дней спустя
Джози дождалась, пока из маминой спальни перестанут доноситься звуки телевизора – она смотрела ночное шоу Джейя Ленно, а не Дейвида Леттермена,[15] – и повернулась на бок, чтобы смотреть на светящиеся цифры электронного будильника. Когда он показал два часа ночи, она решила, что уже безопасно, отбросила одеяло и встала.
Она знала, как незаметно спуститься вниз. Она уже несколько раз делала это, чтобы встретиться с Мэттом на заднем дворе. Однажды ночью он прислал ей на телефон сообщение «Нужно немедленно встретиться». Она вышла к нему в пижаме, и когда он прикоснулся к ней, ей действительно показалось, что она тает.
На лестнице скрипела только одна ступенька, и Джози предусмотрительно ее перешагнула. Оказавшись внизу, она перебрала стопку дисков, нашла нужный – ей не хотелось, чтобы мама видела, как она его смотрит. Затем включила телевизор, приглушив звук настолько, что пришлось наклоняться к динамикам, чтобы что-то расслышать.
Первой на экране появилась Кортни. Она подняла руку, закрываясь от того, кто снимал. Несмотря на это она смеялась, ее длинные волосы закрывали лицо, как шелковая шаль. За кадром послышался голос Брейди Прайса:
– Скажи что-то для «Девочки отрываются», Кортни.
На мгновение картинка потеряла резкость, а затем появился именинный пирог с надписью «С днем рождения, Джози, Камера обвела лица присутствовавших, включая Хейли Уивер, которая пела для именинницы.
Джози остановила запись. Там были и Кортни, и Хейли, и Мэдди» и Джон, и Дрю. Она прикасалась пальцем ко лбу каждого из них, и каждый раз экран отзывался крошечным электрическим разрядом.
В ее день рождения они ходили на пикник возле пруда Сторз. Ели хот-доги, гамбургеры и сладкую кукурузу. Она забыли кетчуп, и кому-то пришлось ехать обратно в город, в магазин. Кортни подписала открытку: «Лучшие подруги навсегда», хотя Джози знала, что месяцем раньше она написала то же самое в открытке для Мэдди.
К тому времени, когда изображение опять мигнуло и на экране появилось ее собственное лицо, Джози уже плакала. Она знала, что будет дальше, она помнила эту часть. Камера отдалилась, и в кадре появился Мэтт. Его руки обнимали сидевшую у него на коленях Джози. Он был без рубашки, и Джози помнила, какой теплой на ощупь была его кожа, когда он прижимался к ней.
Как можно быть таким живым, а потом вдруг в один момент все останавливается – не только твои сердце и легкие, но и твоя медленная улыбка, когда левый уголок рта поднимался быстрее правого, тембр голоса и привычка дергать себя за волосы, когда делаешь задание по математике?
– Я не могу жить без тебя, – часто говорил Мэтт, и теперь Джози понимала, что ему не придется этого делать.
Джози не могла сдерживать рыдания, поэтому закрыла рот кулаком, чтобы не шуметь. Она смотрела на Мэтта на экране так, как изучают неизвестное животное, словно необходимо запомнить его, а потом рассказать всему миру о своем открытии. Ладонь Мэтта лежала на ее голом животе, а большой палец теребил край верхней части ее купальника. Она смотрела на другую себя, которая, покраснев, оттолкнула его.
