У Питера их еще совсем не было.
Мэтт вдруг повернулся боком.
– Господи! Перестань смотреть на мой член!
– Чертов педик, – сказал Дрю.
Питер мгновенно отвернулся. А если они правы? А если именно поэтому его взгляд сразу упал именно туда? Или еще хуже – если у него сейчас возникнет эрекция, что случается в последнее время все чаще и чаще?
Это будет означать, что он гей, ведь так?
– Я не смотрел на тебя, – выпалил Питер. – Я ничего не вижу.
Смех Дрю отразился от кафельных стен душевой.
– Наверное, твой член слишком маленький, Мэтти.
Внезапно Мэтт схватил Питера за горло.
– Я без очков, – выдавил Питер. – Поэтому я ничего не вижу.
Мэтт отпустил Питера, толкнув его в стену, и стремительно вышел из душа. По дороге он снял полотенце Питера с крючка и бросил его под струю воды. Оно упало, промокнув и закрыв сток. Питер поднял его и обернул вокруг талии. Ткань была мокрой и мыльной. Он плакал, но надеялся, что никто этого не видит из- за струй воды, стекавших по его телу. Все смотрели на него.
Когда он был рядом с Джози, то ничего не чувствовал. Ему не хотелось ни поцеловать ее, ни взять за руку, ни еще чего-нибудь в этом роде. Он не был уверен, что ему захочется этого по отношению к парням, но человек должен быть либо геем, либо натуралом. Нельзя быть ни тем, ни другим.
Он поспешил в угол раздевалки и увидел перед своим шкафчиком Мэтта. Питер прищурился, пытаясь разглядеть, что Мэтт держит в руках, и тут услышал ответ: Мэтт взял его очки, хлопнул по ним дверцей шкафчика и бросил покореженную оправу на пол.
– Теперь ты не сможешь на меня смотреть, – сказал он и ушел.
Питер опустился на колени и попробовал собрать с пола осколки стекла. А поскольку он ничего не видел, то вскоре порезался. Он сел, скрестив ноги, с мокрым полотенцем на коленях и поднес руку близко к глазам, чтобы все ясно видеть.
Алекс снилось, что она идет голая по центральной улице. Она зашла в банк и выписала чек.
– Ваша честь, – улыбаясь сказал клерк. – Какой прекрасный день, не правда ли?
Пять минут спустя она зашла в кафе и заказала кофе с молоком. За барной стойкой стояла девушка с невероятно фиолетовыми волосами и пирсингом на переносице между бровями. Когда Джози была маленькой и они приходили сюда, Алекс все время говорила ей, что нельзя так таращиться на людей.
– Хотите печенье к кофе, госпожа судья? – спросила девушка.
Она заходила в книжный магазин, в аптеку, на заправку, и в каждом месте она чувствовала, как люди смотрят на нее. Они знали, что она голая. Но никто ничего не сказал, пока она не зашла на почту. На почте в Стерлинге работал пожилой мужчина, вероятно, еще с тех пор, как почту развозили на лошадях Он дал Алекс пачку марок и вдруг незаметно накрыл ее ладонь своей.
– Мэм, осмелюсь вам сказать…
Алекс выжидающе подняла на него глаза.
Обеспокоенные морщинки на лбу старика разгладились.
– На вас сегодня прелестное платье, Ваша честь, – сказал он.
Ее пациентка кричала, Лейси слышала ее плач из противоположного конца коридора. Она бежала как только могла, завернула за угол и вошла в палату.
Кэлли Гамбони, двадцать один год, сирота, коэффициент умственного развития – 79. Ее изнасиловали три старшеклассника, которые сейчас ожидали суда в тюрьме Конкорда. Врач «скорой помощи» посчитал необходимым вызвать роды у Кэлли на тридцать шестой неделе. Она лежала на больничной кровати, и медсестра рядом напрасно пыталась успокоить вцепившуюся в плюшевого медвежонка пациентку.
– Папа, – плакала она, обращаясь к тому, кто умер много лет назад. – Забери меня домой, папа. Мне больно!
В палату вошел врач, и Лейси тут же на него набросилась.
– Как вы посмели, – сказала она. – Это моя пациентка.
– Ну, она поступила сегодня по «скорой» и стала моей, – возразил доктор.
Лейси посмотрела на Кэлли и вышла в коридор. Кэлли не станет лучше, если они начнут пререкаться у нее на глазах.
– Она жаловалась, что у нее уже два дня промокает нижнее белье. Осмотр подтвердил преждевременный разрыв плодного пузыря, – сказал врач. – Температуры нет, сердцебиение плода прослушивается. Стимуляция родовой деятельности вполне оправдана. К тому же она подписала, что согласна.
– Возможно, это и оправданно, но нежелательно. Она умственно отсталая. Она не понимает, что с ней сейчас происходит, она напугана. И уж точно она не способна дать сознательное согласие, – Лейси развернулась на каблуках. – Я вызываю психиатра.
– Черта с два, – сказал врач, хватая ее за локоть.
– Отпустите меня!
Они еще минут пять кричали друг на друга, пока не пришел психиатр. Парень, стоящий перед Лейси, выглядел не старше Джойи.
– Это несерьезно, – сказал врач, и Лейси впервые с ним согласилась.
Они оба последовали за психиатром в палату Кэлли. К этому времени девушка свернулась калачиком вокруг своего живота и плакала.
– Ей нужна эпидуральная анестезия, – пробормотала Лежи.
– Это небезопасно при раскрытии в два сантиметра, – возразил доктор.
– Мне все равно. Ей это необходимо.
– Кэлли? – позвал психиатр, приседая перед ней на корточки. – Ты знаешь, что такое кесарево сечение?
– Да, – прохрипела Кэлли.
Психиатр встал.
– Она способна дать согласие на операцию, если нет постановления суда об обратном.
У Лейси отвисла челюсть.
– Это все?
– Меня ждут еще шесть пациентов, – разозлился психиатр. – Извините, что разочаровал вас.
Лейси прокричала ему вслед:
– Это не меня вы разочаровали!
Она упала на колени рядом с Кэлли и сжала ее руку.
– Все хорошо. Я о тебе позабочусь.
Она послала молитву тому, кто может пробить камень, из которого сделаны сердца мужчин, а потом подняла лицо к доктору.
– Правило первое: не навреди, – тихо сказала она.
Доктор сжал переносицу двумя пальцами.
– Я сделаю ей эпидуральную анестезию, – вздохнул он, и только тогда Лейси поняла, что все это время сидела не дыша.
Меньше всего Джози хотелось идти в ресторан со своей мамой и в течение трех часов наблюдать, как метрдотель, повара и остальные посетители лижут ей задницу. В конце концов, это был день рождения Джози, поэтому она не понимала, почему не может просто заказать еду из китайского ресторана и посидеть перед телевизором. Но мама настаивала на том, что дома это не праздник, поэтому сейчас она тащилась за мамой, словно фрейлина за королевой.
И считала. «Рады вас видеть, Ваша честь» – четыре раза, «Да, Ваша честь» – три раза, «Какая честь для нас, Ваша честь» – два раза, и один раз «Для вас у нас есть лучший столик, Ваша честь». Джози когда- то читала в журнале о знаменитостях, которые получали обувь и сумочки в подарок от производителей, а еще билеты на бродвейские премьеры и бейсбольные матчи. Судя по всему, ее мама была знаменитостью
