причин – начиная с того, что Питеру не хватило времени, и заканчивая тем, что на самом деле найти и убить тридцать человек в школе, где учится тысяча, оказалось сложнее, чем он представлял. Но из всех мишеней, которые Питер обозначил в альбоме, только фотография Джози была вычеркнута, словно он передумал. Только под ее лицом печатными буквами было написано: «ПУСТЬ ЖИВЕТ».
– Ты знала его лично? Может, посещали вместе какие-то занятия?
Она покачала головой.
– Я работала вместе с ним.
– Где?
– На ксероксе в центре. – Вы ладили?
– Не всегда, – ответила Джози.
– Почему?
– Он однажды поджег там бак для мусора, а я его выдала. После это его выгнали.
Патрик что-то пометил в своем блокноте. Почему Питер решил сохранить ей жизнь, если у него были все причины ненавидеть ее?
– А до этого? – спросил Патрик. – Можно сказать, что вы были друзьями?
Джози аккуратно сложила салфетку, которой вытирала слезы, в треугольник, потому в еще один – поменьше. Потом еще в один.
– Нет, – ответила она. – Мы не были друзьями.
Женщина рядом с Лейси была одета в клетчатую фланелевую рубашку, от нее разило табачным дымом, а во рту не хватало большинства зубов. Едва взглянув на юбку и блузку Лейси, она спросила:
– Впервые здесь?
Лейси кивнула. Они сидели вплотную друг к другу в длинной комнате на составленных в длинный ряд стульях. Перед ними на полу пробегала красная разделительная полоса, а за ней шел второй ряд стульев. Заключенные и посетители сидели, словно зеркальные отражения, разговаривая как можно быстрее. Сидящая рядом женщина улыбнулась.
– Вы привыкнете, – сказала она.
Раз в две недели Питера мог навестить один из родителей, на один час. Лейси пришла с полной корзиной домашних пончиков и пирожков, журналов и книг, того, что, по ее мнению, могло помочь Питеру. Но охранник, который осматривал вещи перед свиданием, все конфисковал. Никакой выпечки и никаких книг и журналов без разрешения работников тюрьмы. Бритоголовый мужчина с руками, до плеч укрытыми татуировками, направился к Лейси. Она передернулась, ей показалось, что у него лбу наколота свастика.
– Привет, мам, – пробормотал он, и Лейси увидела, как глаза женщины отбрасывают и татуировки, и бритый череп, и оранжевую одежду, чтобы увидеть своего маленького мальчика, который ловил головастиков в луже на заднем дворе.
«Каждый человек, – подумала Лейси, – это чей-то ребенок».
Она отвела глаза от этой долгожданной встречи, и увидела, как в комнату свиданий ввели Питера. На секунду ее сердце остановилось – он очень похудел, а глаза за стеклами очков казались абсолютно пустыми, – но она тут же придавила все свои чувства и подарила ему ослепительную улыбку. Она делала вид, что ее нисколько не волнует, что ее сын в тюремной одежде, что ей пришлось бороться в машине с приступом паники, когда она въехала на тюремную стоянку, что она спрашивает, достаточно ли хорошо сына кормят, в окружении торговцев наркотиками и насильников.
– Питер, – сказала она, обнимая его. Не сразу, но он ответил на ее объятия. Она прижалась лицом к его шее, как делала, когда он был маленьким, и подумала, что готова его съесть, но запах его стал другим. На мгновение она позволила себе подумать, что все это – кошмарный сон, что в тюрьме не Питер, а чей-то чужой несчастный ребенок, но потом поняла, что же изменилось. Здесь он пользовался другими шампунем и дезодорантом, запах этого Питера был более резким.
Вдруг она почувствовала, как ее похлопали по плечу.
– Мэм, – сказал охранник, – вам придется от него отойти.
«Если бы это было так легко», – подумала Лейси.
Они сели по разные стороны красной линии.
– Как ты? – спросила она.
– Все еще здесь.
То, как он это сказал – словно рассчитывал, что к этому времени все должно было измениться, – заставило Лейси содрогнуться. Она почувствовала, что он говорит не о залоге, а о другой альтернативе – о том, что Питер может себя убить, – ей думать не хотелось. Она почувствовала, как сжалось горло, и сделала то, что пообещала себе не делать: она заплакала.
– Питер, – прошептала она, – почему?
– Полиция приходила домой? – спросил Питер. Лейси кивнула. Казалось, с тех прошло столько времени.
– Они заходили в мою комнату?
– У них был ордер…
– Они забрали мои вещи? – воскликнул Питер, впервые выказав ей какие-то эмоции. – Вы позволили им взять мои вещи?
– А зачем тебе все это было нужно? – прошептала она. – Эти бомбы. Пистолеты…
– Ты не поймешь.
– Так объясни мне, Питер, – сказала она скорбно. – Заставь меня понять.
– Я не смог тебе этого объяснить за семнадцать лет, мама. Почему же сейчас что-то должно измениться? – Его лицо передернулось. – Я даже не понимаю, зачем ты пришла.
– Чтобы увидеть тебя…
– Тогда посмотри на меня! – закричал Питер. – Почему же, черт возьми, ты на меня не смотришь?
Он обхватил голову руками и, всхлипнув, опустил плечи.
Лейси поняла, что настал решающий момент: ты смотришь на незнакомца перед собой и решаешь раз и навсегда, что это не твой сын, либо решаешь, что будешь искать то немногое, что осталось от твоего ребенка в том, кем он стал.
Но для матери это не такой уж и сложный выбор.
Кто-то утверждает, что чудовищами не рождаются, а становятся. Люди могут говорить, что она плохая мать, вспоминать моменты, когда она испортила Питера, проявив излишнюю мягкость или строгость, холодность или заботу. В Стерлинге до самой ее смерти будут обсуждать, что же она сделала не так со своим сыном, но как насчет того, что она сделала для него? Легко гордиться ребенком, который учится на «отлично», побеждает в конкурсах, ребенком, которым мир уже восхищается. Но настоящий характер проявляется тогда, когда ты можешь найти, за что любить своего ребенка, хотя все остальные его ненавидят. А если то, что она сделала или не сделала для Питера, вовсе не главное? А если главное то, как она поведет себя начиная с этого момента?
Она перегнулась через красную линию и обняла Питера. Ей было плевать, можно это делать или нет. Охранник мог подойти и оттянуть ее от него, но пока этого не произошло, Лейси не собиралась выпускать сына из своих объятий.
По записи камеры слежения в столовой ученики несли подносы с едой, делали домашнее задание, разговаривали, когда в зал вошел Питер с оружием в руках. Послышались выстрелы, какофония криков. Включилась пожарная сигнализация. Когда все начали бежать, он выстрелил снова, и на этот раз две девочки упали. Остальные ученики топтали их, пытаясь спастись.
Когда в столовой никого, кроме Питера и жертв, не осталось, он пошел между столами, глядя на свою работу. Он прошел мимо парня, лежавшего в луже крови на книге, но остановился, чтобы подобрать плеер, оставленный на столе, и вставил в уши наушники, прежде чем выключить его и положить на место. Он перевернул страницу открытой тетради. А потом сел за стол, где стоял поднос с нетронутым обедом, и положил рядом оружие. Он открыл коробку с хлопьями и высыпал их в одноразовую миску. Добавил содержимое пакета с молоком и съел все до последней ложки, потом опять встал, взял пистолет и вышел из столовой.
