пахнут дымом. – Она подняла глаза, словно ожидала, что Алекс признается еще в каких-то грехах.

У Алекс не было других грехов. У нее не было на это времени. Она хотела бы с такой же уверенностью утверждать, что и у Джози нет никаких пороков, что о своей дочери она может сказать то же, что сказал бы любой, увидев ее впервые: хорошенькая, пользуется популярностью, круглая отличница, прекрасно понимающая, что может случиться с теми, кто отказывается идти стезей добродетели. Девушка с большим будущим. Молодая женщина, которая была именно такой, какой Алекс мечтала видеть свою дочь.

Когда-то Джози очень гордилась тем, что ее мама работает судьей. Алекс помнила, как Джози сообщала о мамином продвижении по службе кассирам в банке, грузчикам возле продуктового магазина, стюардессам в самолете. Она расспрашивала Алекс о судебных делах и вынесенных решениях. Но все изменилось три года назад, когда Джози стала старшеклассницей – между ними постепенно выросла стена Алекс не думала, что ее дочь скрывает от нее больше других подростков, просто их семья была особой: обычно родители лишь в переносном смысле могут осуждать друзей ребенка, а Алекс могла сделать это в буквальном смысле.

Мать тратит годы, направляя своего ребенка, стараясь научить ее на собственном примере, как уверенно и честно идти по жизни самостоятельно. Почему же она потом с таким удивлением обнаруживает, что уже давно не тащит проблемы дочери на себе, а наблюдает, как та движется по параллельному пути?

– Что же сегодня на повестке дня? – спросила Алекс.

– Тематическая контрольная. А у тебя?

– Предъявление обвинений, – ответила Алекс. Она украдкой бросила взгляд через стол, стараясь заглянуть в учебник. – Химия?

– Катализаторы, – Джози потерла виски. – Вещества, которые ускоряют реакцию, но не изменяются во время нее. Например, есть угарный газ и водород, а ты добавишь цинк и окись хрома, и… хотя какая тебе разница?

– Просто еще раз вспомнила, почему у меня была тройка по органической химии. Ты уже завтракала?

– Кофе пила, – ответила Джози.

– Кофе не считается.

– Считается, если нет времени, – заметила Джози.

Алекс мысленно положила на одну чашу весов последствия даже пятиминутного опоздания, а на другую очередной минус в ее резюме хорошей матери. «Разве не должен человек в шестнадцать лет быть в состоянии позаботиться о себе по утрам?» – Алекс начала доставать из холодильника продукты: яйца, молоко, бекон.

– Однажды я руководила неотложной принудительной госпитализацией в государственной больнице для душевнобольных по делу женщины, которая считала себя Эмерилом.[1] Ее арестовали, когда она, положив целый фунт бекона в блендер, начала гоняться за мужем по кухне с ножом, выкрикивая как Эмерил в своих телешоу: «Вам!»

Джози оторвалась от учебника.

– Серьезно?

– Поверь мне, я бы сама не смогла такое придумать. – Алекс разбила яйцо в кастрюльку. – Когда я спросила ее, зачем она положила фунт бекона в блендер, она посмотрела на меня и ответила, что, похоже, мы с ней по-разному готовим.

Джози встала и, облокотившись о стол, смотрела, как мама готовит. Алекс была не очень хорошей хозяйкой – она не умела готовить жаркое, но зато гордилась тем, что помнит телефоны всех пиццерий и китайских ресторанов в Стерлинге, которые доставляют еду бесплатно.

– Расслабься, – сухо сказала Алекс. – Думаю, я смогу приготовить завтрак и не сжечь при этом дом.

Но Джози забрала у нее кастрюльку и плотно выложила кусочки бекона, словно сельдь в банке.

– Почему ты так одеваешься?

Алекс посмотрела на свою юбку, блузу и туфли на высоких каблуках и нахмурилась:

– А что? Слишком похожа на Маргарет Тэтчер?

– Нет. Я хочу сказать… какая разница, во что ты одета? Никто ведь не видит, что на тебе под мантией. Ты можешь надеть даже пижаму. Или тот свитер, который ты носила еще в колледже, с дырками на локтях.

– Независимо от того, видит кто-то мою одежду или нет, я все равно обязана одеваться… ну, благопристойно.

Джози продолжала готовить, но по ее лицу пробежала тень, словно Алекс дала неверный ответ. Алекс внимательно посмотрела на дочь – обкусанные ногти в форме полумесяца, веснушки за ушами, ломаный пробор – и увидела маленькую девочку, которая ждала ее у окна в доме няни, когда солнце уже садилось, поскольку знала, что Алекс придет за ней только в такое время.

– Я никогда не ходила на работу в пижаме, – согласилась она, – но иногда я закрываю дверь кабинета и сплю на полу.

Медленная улыбка удивления заиграла на лице Джози. Она восприняла мамино признание, словно случайно севшую на ладонь бабочку: такие моменты настолько поразительны, что, обращая на них внимание, всегда рискуешь их утратить. Но им еще предстояло ехать на работу, предъявлять обвинения защитникам, решать химические уравнения, и когда Джози выложила бекон на бумажное полотенце, чтобы стек жир, момент был упущен.

– Я все равно не понимаю, почему я должна завтракать, если ты этого не делаешь, – проворчала Джози.

– Потому что нужно достичь определенного возраста, чтобы получить право разрушать свою жизнь, – ответила Алекс И, кивнув на омлет, который готовила Джози, спросила: – Обещаешь, что все съешь?

Джози посмотрела ей в глаза.

– Обещаю.

– Тогда я поехала.

Алекс обвела взглядом кухню, довольная, что сделала все возможное, несмотря на нехватку времени, чтобы сыграть роль хорошей матери, потом схватила свой термос с кофе. Когда она выезжала из гаража, ее мысли уже были заняты решениями, которые ей предстояло написать в тот день, количеством обвинений, которые помощник внесет в список дел к слушанию, ходатайствами, словно по волшебству, появившимися на ее столе с вечера пятницы до сегодняшнего утра. Она была уже очень далеко от того мира, где ее дочь выбросила нетронутый омлет в мусорное ведро.