перекрестный допрос станет катастрофой. Она села рядом с Лейси.
– Может, вам чего-нибудь принести? Бульон? Кофе?
Лейси отрицательно покачала головой и вытерла нос салфеткой.
– Я ничего не могу сделать, чтобы его спасти.
– Это работа Джордана, – сказала Селена, хотя, честного говоря, ей трудно было представить сценарий развития событий в котором Питеру не грозил бы серьезный срок лишения свободы. Она лихорадочно соображала, что еще можно сказать или сделать, чтобы успокоить Лейси, и в этот момент Сэм протянул руку и дернул ее за одну из косичек.
«Есть!»
– Лейси, – сказала Селена. – Подержите его, пожалуйста, мне нужно кое-что взять в сумке.
Лейси подняла на нее глаза.
– А вы… вы не против?
Селена покачала головой и пересадила Сэма к ней на колени. Сэм уставился на Лейси, старательно пытаясь впихнуть свой кулачок в рот.
– Га, – сказал он.
На лице Лейси появилась тень улыбки.
– Маленький человечек, – прошептала она и придвинула малыша, чтобы можно было его крепче обнять.
– Вы… позволите?
Селена обернулась и увидела, как дверь со скрипом распахнулась, и в комнатку заглянуло лицо Алекс Корниер. Она сразу же встала.
– Ваша честь, вам сюда нельзя…
– Пусть заходит, – сказала Лейси.
Селена отошла, пропуская судью. Та вошла и села рядом с Лейси. Поставив пластиковый стаканчик на стол, она протянула руку и слегка улыбнулась, когда Сэм ухватился за ее мизинец и потянул.
– Кофе здесь ужасный, но я все равно тебе принесла.
– Спасибо.
Селена осторожно передвинулась за стеллаж с картами, пока не оказалась за спиной этих женщин, наблюдая за ними с таким же удивлением, как если бы увидела львицу, которая ласково обняла антилопу, вместо того чтобы съесть.
– Ты хорошо держалась, – сказала судья.
Лейси покачала головой.
– Недостаточно хорошо.
– Все равно, она не будет тебя долго спрашивать на перекрестном допросе.
Лейси прижала малыша к своей груди и погладила по головке.
– Мне кажется, я не смогу туда вернуться, – сказал она, и ее голос дрогнул.
– Ты можешь, и сделаешь это, – сказала судья. – Потому что это нужно Питеру.
– Его все ненавидят. Меня ненавидят.
Судья Корниер положила Лейси руку на плечо.
– Не все, – сказала она. – Когда мы вернемся, я сяду в первом ряду. Тебе не придется смотреть на прокурора. Просто смотри на меня.
У Селены отвисла челюсть. Часто, когда речь идет о слабонервных свидетелях или о маленьких детях, в первом ряду сажают человека, на котором можно сфокусировать внимание, чтобы не было так страшно. Чтобы дать им ощущение, что среди всей толпы у них есть по крайней мере один друг.
Сэм нашел свой большой палец, начал его сосать и уснул у Лейси на груди. Селена смотрела, как Алекс протянула руку и погладила пушистые волосики ее сына.
– Говорят, что в молодости все ошибаются, – сказала судья Лейси. – Но я не думаю, что мы совершаем меньше ошибок, повзрослев.
Входя в камеру, где содержали Питера, Джордан уже обдумывал, как им быть дальше.
– Это нам не причинит вреда, – объявил он. – Судья проинструктирует присяжных, чтобы они не принимали в расчет проявления эмоций.
Питер сидел на металлической скамейке, обхватив голову руками.
– Питер, – сказал Джордан. – Ты меня слышишь? Я знаю, что со стороны это выглядит плохо, и я знаю, что тебя это убивает, но с юридической точки зрения на тебе это никак не…
– Я должен сказать ей, почему я это сделал, – перебил его Питер.
– Своей маме? – спросил Джордан. – Нельзя. Она все еще дает показания, и с ней нельзя говорить. – Он помолчал. – Послушай, как только тебе можно будет с ней поговорить, я…
– Нет, я хотел сказать, что должен всем рассказать.
Джордан посмотрел на своего клиента, Глаза Питера были сухими, его кулаки лежали на скамейке. Когда он поднял взгляд, это не был взгляд ребенка, который сидел рядом с ним в зале в первый день судебного процесса. Это был взгляд человека, повзрослевшего за одну ночь.
– Мы расскажем твою версию истории, – сказал Джордан. – Нужно только немного потерпеть. Я знаю, в это трудно поверить, но все уладится. Мы делаем все, что в наших силах.
– Не мы, – сказал Питер. – Вы делаете. – Он встал и подошел к Джордану ближе. – Вы обещали. Вы сказали, что теперь наш ход. Но когда вы говорили это, то имели в виду, что теперь ваш ход, верно? Вы не собирались давать мне возможность выйти туда и рассказать всем, что было на самом деле.
– Ты видел, что они сделали с твоей мамой? – возразил Джордан. – Ты хоть представляешь, что случится с тобой, если ты выйдешь туда и сядешь на место свидетеля?
В этот момент что-то в его глазах погасло: не злость и не скрытый страх, а последняя ниточка надежды. Джордан подумал о показаниях, которые дал Майкл Бич, о том, что происходит, когда лицо человека покидает жизнь. Не обязательно встречаться со смертью, чтобы увидеть это.
– Джордан, – сказал Питер. – Если мне придется провести остаток жизни в тюрьме, я хотел бы, чтобы они услышали мою версию истории.
Джордан открыл было рот, собираясь сказать клиенту, что это абсолютно исключено, что он не будет говорить с места свидетеля и ломать карточный домик, выстроенный Джорданом в надежде на оправдательный приговор. Но кого он хотел обмануть? Только не Питера.
Он глубоко вздохнул.
– Ладно, – сказал он. – Расскажи мне, что ты собираешься говорить.
У Дианы Левен не было вопросов к Лейси Хьютон, что означало – насколько понимал Джордан – им крупно повезло. Кроме того, что прокурор уже не могла задать такой вопрос, который бы не прозвучал в словах отца Мэдди Шоу, Джордан не знал, сколько еще способна выдержать Лейси, прежде чем ее признают неспособной выступать в роли свидетеля. Когда ее вывели из зала суда, судья посмотрел в свои записи.
– Ваш следующий свидетель, мистер МакАфи?
Джордан глубоко вдохнул.
– Защита вызывает Питера Хьютона.
За его спиной послышалось оживление. Зашуршали репортеры, доставая новые ручки из карманов и открывая чистые страницы в блокнотах, тихо переговаривались родственники пострадавших, пока Питер шел к месту свидетеля. Джордан видел, как у Селены широко раскрылись глаза от этого неожиданного поворота.
Питер сидел и смотрел только на Джордана, как он ему и говорил. «Хороший мальчик», – подумал он.
– Вы Питер Хьютон?
– Да, – сказал Питер, но он сел слишком далеко от микрофона, поэтому наклонился и повторил свой ответ.
– Да, – сказал он, и на этот раз микрофон отозвался в колонках неприятным звоном.
– В каком классе вы учитесь?
– Я был на третьем курсе старшей школы, когда меня арестовали.
