– Я не голодна, – вдруг сказала Джози. Она оттолкнула от себя тарелку и побежала наверх.
– Завтра начинается суд, – сказала Алекс, объяснив ее поведение. Она побежала за Джози, даже не извинившись, потому что знала: Патрик поймет. Джози громко хлопнула дверью и включила музыку, стучаться не имело смысла. Алекс повернула дверную ручку и вошла. Подойдя к стереосистеме, она выключила звук.
Джози лежала на кровати лицом вниз, накрыв голову подушкой. Когда Алекс присела рядом на матрац, она не пошевелилась.
– Хочешь поговорить? – спросила Алекс.
– Нет, – ответила Джози приглушенным голосом.
Алекс наклонилась и сдернула подушку.
– А ты попытайся.
– Просто… Господи, мама… что со мной не так? Словно для всех остальных мир снова завертелся, а я никак не могу сесть на карусель. Даже вы, ведь вы должны только и думать, что об этом суде, но нет. Вы сидите здесь, смеетесь, улыбаетесь, словно можете выбросить из головы то, что уже случилось и что еще случится. А я не могу перестать думать об этом хотя бы на секунду. – Джози подняла на Алекс полные слез глаза. – Для всех жизнь продолжается. Для всех, кроме меня.
Алекс положила руку Джози на плечо и погладила. Она вспомнила, как ее восхищал сам факт физического существования Джози сразу после ее рождения – что ей непостижимым образом, из ничего, удалось сотворить это крошечное, теплое, пищащее создание без единого изъяна. Она часами лежала на кровати, положив Джози рядом с собой, трогала кожу своего ребенка, крошечные жемчужины ее пальчиков на ногах, пульсирующий родничок.
– Когда-то, – сказала Алекс, – когда я еще работала государственным защитником, в нашем офисе на День независимости устроили праздник для всех работников и их семей. Я взяла тебя, хотя тебе было всего около трех лет. Потом устроили фейерверк, и я на минутку отвлеклась, а когда обернулась, тебя уже не было. Я начала кричать, и кто-то тебя заметил – ты лежала на дне бассейна.
Джози поднялась, увлеченная никогда прежде не слышанной историей.
– Я нырнула в воду, вытащила тебя, сделала искусственное дыхание рот в рот, и ты закашлялась. Я не могла ни слова сказать, так испугалась. Но ты рассердилась и начала бить меня. Сказала, что искала русалок, а я тебе помешала.
Положив подбородок на колени, Джози слегка улыбнулась.
– Правда?
Алекс кивнула.
– Я сказала, чтобы в следующий раз ты обязательно брала меня с собой.
– И был следующий раз?
– Это ты мне скажи. – Она помолчала. – Не обязательно падать в воду, чтобы почувствовать, что тонешь, правда?
Джози покачала головой, из глаз полились слезы. Она пододвинулась, устраиваясь в маминых объятиях.
Патрик понимал, что это его погубит. Второй раз в жизни он настолько сблизился с женщиной и ее ребенком, что забыл о том, что на самом деле он не часть этой семьи. Он обвел взглядом стол, обломки кошмарного ужина, приготовленного Алекс, и начал убирать нетронутые тарелки.
Лазанья гриль потемневшим кирпичом остывала на блюде. Он сложил посуду в раковину и включил горячую воду, затем взял мочалку и начал тереть.
– О господи, – сказала Алекс за его спиной. – Ты действительно идеальный мужчина.
Патрик обернулся, его руки все еще были в мыле.
– До идеала еще далеко. – Он потянулся за кухонным полотенцем. – Джози…
– С ней все в порядке. Все будет хорошо. Или, по крайней мере, мы будем повторять эти слова, пока они не станут правдой.
– Мне очень жаль, Алекс.
– А кому не жаль? – Она села верхом на стул и опустила подбородок на спинку. –
– Ничего другого я и не ожидал.
– Ты вправду думаешь, что МакАфи может добиться для него оправдательного договора?
Патрик аккуратно положил полотенце рядом с раковиной, подошел к Алекс и присел на корточки перед ее стулом.
– Алекс, – сказал он, – этот мальчик пришел в школу с тщательно продуманным планом боя. Он начал с парковочной площадки – взорвал там бомбу, чтобы отвлечь внимание. Он обошел школу и у парадного входа выстрелил в ребенка на ступеньках. Он направился в столовую, стрелял в кучу детей, убил некоторых из них, а затем сел и съел порцию хлопьев с молоком, прежде чем продолжить эту бойню. Я не понимаю, как, при всех имеющихся уликах, можно снять обвинения.
Алекс смотрела на него.
– Скажи мне кое-что… почему Джози повезло?
– Потому что она выжила.
– Нет, я имею в виду, почему она выжила? Она была и в столовой, и в раздевалке. Она видела, как вокруг нее умирают люди. Почему Питер не застрелил ее?
– Я не знаю. Постоянно случаются вещи мне непонятные. Некоторые из них, такие как эти выстрелы. А некоторые… – он накрыл ладонь Алекс, крепко вцепившуюся в спинку стула, своей, – совсем другие.
Алекс подняла на него глаза, и Патрик опять вспомнил: то, что он нашел ее, что он с ней, – это как первый крокус найденный в снегу. Просто, когда уже начинает казаться, что зима никогда не кончится, эта неожиданная красота застает тебя врасплох. И если не отрывать от него глаз, если долго смотреть на него, то непостижимым образом снег вокруг него начинает таять.
– Если я задам тебе один вопрос, ты скажешь мне правду? – спросила Алекс.
Патрик кивнул.
– Моя лазанья не совсем удалась, правда?
Он улыбнулся ей сквозь перекладины стула.
– Лучше тебе не становиться домохозяйкой, – сказал он.
Посреди ночи, так и не сумев уснуть, Джози выскользнула из дома и легла на лужайке перед домом. Она смотрела в небо, которое к этому времени суток казалось таким низким, что она чувствовала, как звезды покалывают ее лицо. На улице, без смыкающихся вокруг нее стен комнаты, она почти поверила, что проблемы ее ничтожны в сравнении с великим замыслом Вселенной.
Завтра Питера Хьютона будут судить за убийство десятерых человек. Одна только мысль об этом – о том последнем убийстве – вызывала у Джози дурноту. Она не могла присутствовать на процессе, как ей того хотелось, потому что ее имя указано в списке свидетелей, а значит, она будет изолирована как свидетель, другими словами, абсолютно ничего не узнает.
Джози глубоко вздохнула и вспомнила один урок истории в средней школе, где им рассказывали, что какой-то народ – кажется, эскимосы – верили, что звезды – это дырки в небе сквозь которые умершие люди могут подглядывать за нами. Это должно было бы успокаивать, но у Джози это всегда немного вызывало страх, поскольку это означало, что за ней следят.
Это также напомнило ей тупой анекдот о человеке, который шел мимо больницы для душевнобольных, окруженной высоким забором, и услышал, как пациенты выкрикивают: «Десять! Десять! Десять!» Он заглянул в дырку в заборе, пытаясь узнать что там происходит, и тут… ему ткнули палкой в глаз, а голоса начали кричать: «Одиннадцать! Одиннадцать! Одиннадцать!»
Этот анекдот ей рассказал Мэтт.
Возможно, она даже смеялась.
Вот только эскимосы не рассказывают о том, что людям по ту сторону нужно постараться, чтобы увидеть нас. В то время как мы можем видеть их в любой момент. Нужно только закрыть глаза.
Утром, когда ее сына должны были судить за убийство, Лейси достала из шкафа черную юбку, черную блузку и черные чулки. Она оделась, словно собиралась на похороны, но возможно, это было не очень далеко от истины. Она порвала три пары чулок, потому что ее руки дрожали, и в конце концов
