Мы все любили доктора Шанса. Для нас он уже давно стал шестым членом семьи.
– Сколько баллов? – Он говорил об интенсивности боли. – Пять?
– Три.
Доктор Шанс сел на краешек кровати.
– Через час, возможно, будет пять, – предупредил он. – А может, и девять.
У мамы посинело лицо.
– Но Кейт прекрасно себя чувствует!
– Я знаю. Но эти хорошие периоды будут становиться все короче и реже, – объяснил он. – Это уже не лейкемия. Это – почечная недостаточность.
– Но после пересадки… – начала мама.
Клянусь, весь воздух в палате превратился в губку. Стало так тихо, что слышно было, как бьется в окно муха. Мне захотелось раствориться в воздухе.
Только у доктора Шанса хватило смелости посмотреть на меня.
– Насколько я понимаю, Сара, вопрос о пересадке еще открыт.
– Но…
– Мама, – прервала ее Кейт. Она повернулась к доктору Шансу. – Сколько еще времени у меня осталось?
– Возможно, неделя.
– Ого, – тихо проговорила она. – Ого. – Она провела пальцем по краю газеты. – Будет больно?
– Нет, – пообещал доктор. – Я об этом позабочусь.
Кейт положила газету на колени и коснулась его руки.
– Спасибо. Спасибо, что сказали правду.
Глаза доктора Шанса стали красными.
– Не благодари меня.
Он поднялся так тяжело, словно был сделан из камня, и вышел, не говоря больше ни слова.
Мама будто скукожилась, только так можно это описать. Как брошенная в огонь бумага, которая, вместо того чтобы гореть, исчезает.
Кейт посмотрела на меня. Потом на все эти трубки, которыми она была прикована к кровати. Я встала, подошла к маме и положила ей руку на плечо.
– Мам, – сказала я, – перестань.
Она подняла голову и посмотрела на меня страшными глазами.
– Нет, Анна. Это ты перестань.
Это было непросто, но я выдержала.
– Анна, – пробормотала я.
Мама обернулась.
– Что?
– Сосуд из четырех букв, – произнесла я и вышла из палаты.
В тот же день после обеда я сидела, ерзая, в кресле папиного офиса на станции, а напротив меня расположилась Джулия.
На столе лежало несколько фотографий моей семьи. На одной Кейт была еще совсем маленькой, в вязаной шапочке, похожей на клубнику. На другой – мы с Джесси, наши улыбки были такого же размера, как рыба, которую мы держали в руках. Я подумала о тех фальшивых фотографиях в рамках, которые выставляют в магазинах: женщины с блестящими каштановыми волосами и ослепительными улыбками, круглоголовые младенцы на коленях у старших братьев или сестер – люди, которые были чужими, но талантливый фотограф собрал их в фальшивую семью.
Возможно, такие фотографии не очень и отличаются от настоящих.
Я взяла ту, на которой были изображены молодые, загорелые мама и папа.
– У вас есть парень? – спросила я у Джулии.
– Нет! – ответила она слишком быстро. Когда я посмотрела на нее, она пожала плечами. – А у тебя?
– Есть один парень, Кайл Макфи. Я думала, что он мне нравится, но теперь не уверена.
Я взяла ручку и начала разбирать ее. Глядя на стержень с синими чернилами, я подумала, что было бы классно иметь что-то подобное внутри. Тогда можно было бы оставлять след на всем, к чему притронешься пальцем.
– Что случилось?
– Мы пошли с ним в кино, вроде как на свидание. Когда фильм закончился, мы встали, и он… – Я покраснела. – Ну, вы понимаете. – Я провела рукой по бедрам.
– Ах это, – улыбнулась Джулия.
– Он спросил, учили ли нас в школе играть на духовых инструментах. Боже! Я ответила, что нет, и тут раз – я смотрю прямо на
– Нет, просто тебе тринадцать. Не забывай, что Кайлу столько же. С ним происходит то же, когда вы видитесь. Мой брат говорил, что ребята возбуждаются в двух случаях: днем и ночью.
– Вы разговаривали с братом о таких вещах?
Она рассмеялась.
– Ну да. А что, вы с Джесси не разговариваете?
Я фыркнула.
– Если бы я задала Джесси вопрос о сексе, он смеялся бы до колик, а потом дал бы мне пачку журналов «Плейбой» и сказал бы, что там все есть.
– А родители?
Я покачала головой. О папе и говорить нечего, потому что это папа. Мама слишком занята, а Кейт ориентируется в этом так же, как и я.
– Вы с сестрой когда-нибудь ссорились из-за одного парня?
– Вообще-то у нас разные вкусы.
– А какие мужчины вам нравятся?
Она задумалась.
– Не знаю. Высокие. Темноволосые. Живые.
– А Кемпбелл вам нравится?
Джулия чуть не упала со стула.
– Что?
– Ну, я имею в виду, как мужчина постарше.
– Возможно, некоторым женщинам он кажется… привлекательным, – проговорила она.
– Он похож на героя из сериала, который любит смотреть Кейт. – Я провела пальцем по крышке стола. – Странно. Я вырасту, буду целоваться с кем-то, выйду замуж…
А Кейт не будет.
Джулия наклонилась ко мне.
– Что будет, когда твоя сестра умрет, Анна?
На одной из фотографий, лежащих на столе, изображены мы с Кейт. Мы маленькие, наверное, пяти и двух лет. Еще до первого рецидива, но ее волосы уже отросли. Мы сидели на пляже в одинаковых купальниках и делали куличики из песка. Если согнуть фотографию пополам, то можно подумать, что это зеркальное отражение, – Кейт слишком маленькая для своего возраста, а я – слишком высокая. Волосы у Кейт другого цвета, но так же торчат сзади. Кейт держит меня за руки. До этого момента я не замечала, насколько мы похожи.
Телефон зазвонил в десять вечера, и я удивилась, услышав свое имя по громкой радиосвязи пожарной станции. Я сняла трубку в чисто вымытой на ночь кухне.
– Алло?
– Анна, – сказала мама.
Я сразу же решила, что она звонит из-за Кейт. Больше ей нечего было мне сказать, особенно после
