обещанных золотых тронах и всем, что к ним прилагается. Альфред Прунскваллер постукивал носками лакированных штиблет об пол, словно отсчитывал секунды. Доктору явно не терпелось вырваться из нудной трапезной комнаты в свое уютное жилище. Зато его сестра сидела терпеливо. Все пытается играть роль леди, подумал Стирпайк равнодушно.

Чуть в стороне неслышно ступают по полу чьи-то суетливые шаги. Вначале Стирпайк не мог понять, что это за человек. И только после характерного стука посуды и бесконечных восклицаний типа «прошу» и «оцените мое искусство» он понял, что это Свелтер. И этот здесь. Как собака вертится возле хозяев...

Вдали виднеются длинные ступни в стоптанных башмаках. Ага, Флей, тут ошибка исключена. Ишь, ноги подрагивают. Боится, и поделом ему.

...Барквентин-то разоряется, стрекочет и стрекочет. Хоть бы подавился куском мяса или голос у него сел... Стирпайк с облегчением вздохнул, услышав плач Титуса. Этот их ритуал – совсем мерзкое дело, коли даже несмышленыш Титус разревелся. К тому же хоть на несколько минут будет заглушен голос Барквентина.

Впрочем, архивариус и сам устал держать в руках толстенные инкунабулы, где до малейших деталей были расписаны все обряды дома Гроунов на целый год. Воспользовавшись плачем виновника торжества, старик украдкой перелистнул оставшиеся страницы – к его радости, их было всего две. Как только Титус успокоился, новый секретарь лорда Сепулкрейва скороговоркой пробубнил оставшиеся пожелания и отложил фолиант в сторону. Облегченно плюхнувшись в кресло, старик плеснул себе вина – от долгого чтения у него пересохло в горле.

Всему рано или поздно приходит конец – официальная часть ритуала была закончена, а уж сидеть далее за столом или отправляться по своим делам – это личное дело каждого из гостей. Фуксия тут же заявила нарочито слабым голосом, что от духоты у нее ужасно кружится голова, и что она должна подышать немного свежим воздухом. Доктор тут же изъявил желание сопровождать юную герцогиню на улицу – на случай, если она лишится чувств по дороге. Перед уходом Прунскваллер не забыл наказать Флею отвести лорда Сепулкрейва в спальню – «как только все закончится». Даже леди Гертруда решила воспользоваться необычным поводом – приняв из рук удивленной няньки ребенка, она принялась расхаживать с ним взад- вперед, тем не менее постепенно приближаясь к выходу, и приговаривать:

– Будь здоров, расти большой, все прошло, все... Не плачь, не плачь, вырастишь большой, покажу тебе птичек...

Похоже, ребенок так и не внял утешениям матери, потому что начал плакать даже сильнее. Впрочем, герцогиню это не слишком волновало – приблизившись к двери, она обернулась к няньке и прошептала:

– Быстрее забери мальчишку.

Разумеется, старая нянька ожидала от нее подобного маневра, потому даже не выразила удивления и бережно приняла в объятия младенца. Гертруда тут же вышла. Флей, бросив на Свелтера уничтожающий взгляд, взял под руку лорда Сепулкрейва и бережно повел его к выходу. Свелтер тут же смекнул, что его миссия исчерпана – господа ушли, блюда поданы в должном порядке. Гости почти ничего не съели, и теперь за столом жадно насыщался Барквентин – сегодняшнее красноречие разожгло в нем поистине волчий аппетит. Свелтер ничего не имел против Барквентина, к тому же секретарь то и дело благодарно смотрел в сторону шеф-повара. Конечно, благодарил его за вкусные яства, подумал Свелтер гордо. Дружелюбно подмигнув Барквентину и пожелав ему приятного аппетита, шеф-повар отправился восвояси.

Барквентин был голоден, к тому же в отсутствие господ можно было не обременять себя хорошими манерами, что старик и делал. Обглоданные кости летели прямо на богато расшитую скатерть, Барквентин звучно чавкал и чмокал, наливая себе всевозможные напитки. Он совершенно не замечал Кору и Клариссу, которые по-прежнему сидели на своих местах. Аристократки не мигая наблюдали за гастрономическим вандализмом Барквентина.

День начал склоняться к вечеру, и трапезная зала, без того мрачноватая, стала вообще сумеречной. Свечи догорали, а иные и вовсе погасли. Пламя еще горевших свечей играло на тяжелых столовых приборах с фальшивыми гербами Гроунов...

Наконец насытился и Барквентин. Кряхтя, он с сожалением посмотрел на так и не попробованные блюда, стоявшие в середине и на другом конце стола. Впрочем, что-то нужно было оставить и поварятам.

Стирпайк тоже не терял времени даром – когда приглашенные гурьбой устремились к выходу, он воспользовался минутной суетой и умудрился проскользнуть в коридор в общей массе. Теперь же, выждав некоторое время, он потянул ручку двери на себя и с невинным видом вошел в трапезную, вопрошая при этом, что здесь происходит.

И тут произошло неожиданное – погасли еще две свечи, где-то в середине стола раздался странный скрип, звон разбивающейся посуды и ругательства Барквентина.

– В чем дело? – спросил Стирпайк твердо, поскольку теперь у него были все основания интересоваться странными звуками. Словно в аккомпанемент его вопросу послышался визг близнецов.

– Свет, свет зажги, скотина, – закричал Барквентин. – Ты слышал, что тебе говорят, остолоп? Принеси свечей! Вон там в углу стоит ящик.

Однако грубый тон и оскорбления Барквентина ничуть не смутили юношу – после нескольких часов скуки под столом он готов был заниматься чем угодно, потому-то моментально откликнулся:

– Сию минуту, сударь. Сейчас я все устрою. Секунду.

Отыскать свечи и зажечь их было действительно секундным делом. Оказалось, что Барквентин переусердствовал с крепкими напитками, к тому же в темноте он налетел на стул. Но старику еще повезло – разбился только один стеклянный кувшин, остальная упавшая посуда была, по счастью, серебряная. Сообразив, что он выставляет себя с самого начала не в самом выгодном свете перед окружающими, новый секретарь герцога пробормотал неуклюжие извинения и опрометью вылетел в коридор, проклиная свое легкомыслие. Впрочем, Стирпайк почти сразу забыл о нем и устремился к близнецам, только сейчас медленно поднимавшихся со своих мест.

– Ах, ах, кого я вижу, – затараторил он, беря аристократок под локти, – в самом деле, приятная неожиданность. А я уж начал было волноваться – смотрю, народ валом валит с завтрака, хотя завтрак длился чуть не весь день... Слыханное ли дело, так утомлять утонченные натуры. Думаю, вам не помешало бы выпить по чашечке крепкого кофе, а? Идемте, идемте из этой мрачной комнаты. Какая же это комната – тюрьма прямо...

Обе герцогини с благодарностью посмотрели на Стирпайка – он, как всегда, подоспел в самый раз.