меня, туда не ходит. Это и благо. С Фуксии уже ничего не взять – она абсолютно непробиваема. Это и понятно – свой внутренний мир, свои интересы. Я ведь не воспитывала ее. С Титусом все-таки будет по- другому. Научу его любить природу, чтобы он ощущал себя ее частью. Частью, которая должна гармонично уживаться и существовать со всей природой. Как стараюсь делать это я. Никто, кроме меня, не понимает сущности жизни. Мы умираем, что остается? Вот сгорели бы мы в библиотеке, но души наши... Кстати, о пожаре библиотеки. Спаслись только благодаря Стирпайку. Очень кстати оказался он тогда... И даже лестницы своеобразные подыскал. И все-таки не лежит к нему душа, определенно не лежит. Есть в нем что-то, а что – сказать не могу. Нужно за ним следить – чует сердце, жди от него беды. Все увивается возле Фуксии – что задумал? И девчонке нужно сказать, чтобы не якшалась с этим пройдохой. Ишь ты – взялся непонятно откуда, все вынюхивает, высматривает... Фуксии общаться лучше с доктором – тот хоть не благородных кровей, но культурный и доброжелательный человек. От него-то подлостей не будет. Впрочем, кое-что в жизни Фуксия все же понимает – потому что терпеть не может Флея. И есть за что – так ударить беззащитное животное. Что сделал ему мой котик? Флей – исчадие ада. Хорошо еще заметила вовремя. А может, он и раньше бил моих животных? Не исключено. Они ведь даже пожаловаться не могут, детки мои... А он и пользовался этим, истязал их. Ничего, теперь и Флея настигло возмездие. Изгоню Флея ко всем чертям, что бы там Сепулкрейв не говорил в его защиту. Впрочем, Сепулкрейв уже не в себе. Такое ощущение, что он уже не жилец на белом свете. Конечно, коли крыша поехала. Впрочем, беспокоиться не о чем – ведь есть Титус. Так что линия Гроунов не прервется. Мое дело – дать мальчику соответствующее воспитание, чтобы несся по жизни, как орел по небу...».
Размышления госпожи Слэгг: «...Что-то затянулся завтрак, ох, затянулся. В самом деле, народ злоупотребляет временем. Ели бы себе да пировали сколько влезет... Но для чего ребенка тягать на пиры? Спал бы, пока спится. И еще присобачили к одеяльцу этот ужасный меч – к чему он ребенку в таком-то возрасте? Нашли, где посадить меня – рядом с герцогиней. Почему-то всегда робею в ее присутствии. А она даже не смотрит в мою сторону, словно меня нет. И на ребенка ноль внимания – что за мамаша? Ничего, Бог еще все ей припомнит. А я... кому я нужна, старуха? Чуть что начнешь делать – и спина, и ноги, все как горит. Ох, годы, годы... Никто меня не любит, никому не нужна. Только Фуксия, ягодка моя, хорошо относится к старухе, но иногда дерзит и не слушается. Молодо-зелено – хорошее дело... Интересно, о чем думает леди Гертруда? Может, пытается угадать мои мысли? Впрочем, что за глупости – зачем я ей нужна? Наверняка томится по своим птичкам и кискам. Хороша мама. Скорее бы уйти. Эх, была бы возможность – вообще не выходила из своей комнаты. Там тихо, уютно. Фуксию и Титуса с собой забрать – и ничего не надо. Хорошо еще, что я есть – а то чему научатся детки у бессердечной мамаши? Нужно внушить Фуксии, что она должна ухаживать за братом, что она должна как следует заботиться о нем. Впрочем, пока у девочки ветер в голове гуляет. Оно и понятно – возраст. Было бы даже странно, коли Фуксия сидела день напролет в комнате. Пусть бегает, пока бегается. Успеет еще наохаться и насидеться в четырех стенах. Только бы закончилась эта ужасная церемония, и тогда мы...».
Размышления лорда Сепулкрейв, семьдесят шестого герцога Горменгаста: «...И резко погаснут все огни, и наступит полная тишина. Только и слышно будет, что шелест моих перьев. Ночь – вот моя стихия. Ночь, царица ночь! Мы, совы, птицы ночные. Совой быть приятно – врагов у нее мало. Сиди себе на крыше Кремневой башни и смотри вдаль, благо, что глаза видят в темноте отменно. Кажется, даже чувствую, как царапают черепицу мои острые когти. А как приятно вонзить когти в теплое трепещущее тело мыши. Рывок – и все кончено. Когти покрыты быстро густеющей кровью жертвы. Стоп, я ведь человек? Сейчас проходит торжественная церемония – завтрак в честь моего наследника Титуса, юного герцога Горменгаста, да не прервется наш род во веки веков. Пусть вечно стоят стены и башни, вечно сидят в трапезной зале люди, пусть жизнь длится вечно. Кстати, Фуксия обещала принести мне красивые камешки. Интересно, откуда: из леса или с поля?..».
ТУДА-СЮДА
Свелтер думал только об одном – о поверженном наконец противнике. Да, он нанес-таки Флею смертельный удар. Наверное, теперь вообще стоит его прирезать, коли сама леди Гертруда объявила его вне закона. Наконец-то восторжествовала справедливость.
Однако шеф-повар не только размышлял о мести, но и активно к ней готовился. Был выбран устрашающего вида нож. Свелтер так усердно точил оружие на кухне, что вспотел. Но усилия не пропали даром – нож рассекал на лету бумагу. Теперь-то Флей за все заплатит, думал повар с ожесточением. Возможно,
Флей искоса посмотрел на недруга. Видя горящие злобой глаза Свелтера, опальный камердинер смекнул, что тот наверняка что-то задумал. Теперь нужно держать ухо востро.
Конечно, рано или поздно им пришлось бы сцепиться с шеф-поваром в решающей схватке. Флей украдкой посмотрел на расставленные перед ним кушанья – как знать, вдруг Свелтер отравил их? Впрочем, Флей тоже мог кое-чем похвастаться – неделю назад он выбрал в оружейной комнате обоюдоострый меч с утяжеленным концом. Таким ударишь – голова Свелтера сразу покатится. А может, стоит напасть первым? Все равно ведь известно, что шеф-повар решил напасть на него. Он только обороняется, не больше. Ну так что? Хотя бы сегодня ночью. Или завтра...
Флей думал – когда он ложится спать у двери в спальню его сиятельства, Свелтер может увидеть его, лишь поднявшись по лестнице и остановившись у начала перил. Никак не раньше. Камердинер полагал также, что обладает неоспоримым преимуществом – поскольку сумел прочесть намерения Свелтера в его глазах. А предупрежден – значит, вооружен. С другой стороны, опасаться шеф-повара осталось недолго – ведь по прихоти герцогини его изгоняют из Горменгаста. Конечно, Гертруда постарается не допустить его сегодня вечером к спальне его сиятельства, а Свелтер наверняка станет искать его на привычном месте, и ошибется. Таким образом, на его стороне неоспоримое тактическое преимущество – ночью можно затаиться где-нибудь под лестницей и самому поквитаться с поваром.
Впрочем, реальная жизнь постоянно опрокидывает самые блистательные расчеты. Кто знает, что на уме у Свелтера? Не говоря уже о том, что за оставшееся время может произойти что угодно, нельзя исключать даже самое невероятное. Сам Флей предпочел бы нанести смертельный удар врагу не у двери в спальню герцога, а где-нибудь подальше. Например, в саду. Или в колоннаде. Или...
Услышав неприлично громкий звук, камердинер разом оборвал размышления. Фуксия, делая страшное лицо, привалилась грудью к краю стола. Доктор потянулся за стаканом с водой. Юному же Титусу похоже надоело спать, и он принялся отчаянно кричать и барахтаться в своих пеленках. В самом деле, церемония что-то затягивалась...
Размышления о житье-бытье не отвлекали Стирпайка от контроля над происходящим. Слух действовал независимо от памяти, любой шум анализировался и доходил до рассудка юноши с тем или иным пояснением, так что Стирпайк отлично представлял себе, что происходит за столом. Присутствующие то и дело ерзали на своих местах, что явно указывало на их усталость. Только госпожа Гертруда сидела смирно. Впрочем, она была не в счет – юноша давно понял, что эта женщина – не от мира сего. Тем более что вялость герцогини с лихвой компенсировалась активностью дочери – Фуксии явно не сиделось на месте. Она подгибала одну ногу под себя и качала другой, свисавшей. Стирпайк отлично понимал девочку – сидеть за одном столом с такими скучными людьми – занятие не из приятных. Лорд Сепулкрейв сидел в общем спокойно, только изредка начинал беспокойно сучить ногами – возможно, считал, что царапает когтями черепицу Кремневой башни. Кора и Кларисса тоже иногда болтали ногами – те, скорее всего, мечтали об
