так, что у него срывается голос. А следом скачут верхом пятеро наших товарищей, запропастившихся несколько дней назад. У одного — на крупе лошади огромная туша кенгуру — с таким трофеем голод теперь не страшен.

— Дикари, джентльмены, по меньшей мере в пятистах метрах! — кричат в один голос всадники, едва успев пожать нам руки и обняться.

Несмотря на удушающую жару, бежим к ручью и через полчаса, измученные, оказываемся в лагере, очень обеспокоенном нашим долгим отсутствием.

Пока жарится дичь, в двух словах вводим своих друзей в курс дела. Решено пойти на крайние меры только в случае, если совсем не удастся договориться с аборигенами. Пока же необходимо собрать все силы и прикрыть подступы к стану. Водный поток позади нас мог бы быть естественной преградой, для обходного маневра противника, но, к несчастью, ручей уже вновь обмелел и принял свои первоначальные размеры — от силы четыре метра в ширину.

Спешно спускаем на воду лодку и для защиты от стрел и копий используем валежник в качестве своеобразных фашин[125]. Едва успеваем укрепить эту «цитадель», как часовые сигнализируют о появлении вражеского авангарда. Сэр Рид вновь категорически запрещает стрелять, пока все средства для примирения не окажутся исчерпанными.

Более трехсот аборигенов, разрисованных краской войны, крича и потрясая копьями, продвигаются вперед.

Хотя нам и запрещено открывать огонь по людям, все-таки атакующим надо продемонстрировать, что перед ними пусть и малочисленный, но достаточно грозный противник.

Туземцам, вероятно, неизвестен радиус действия огнестрельного оружия, а тем паче эффект разрывных пуль. Что ж, их ожидает очень неприятный сюрприз. Робартс, различивший чернокожих с расстояния в четыреста метров, прижимает к плечу карабин и прицеливается в молодое деревце, что возвышается среди толпы. Страшная пуля перебивает белый ствол на высоте человеческого роста. Удивленные таким чудом, австралийцы приходят в смятение, бросаются на землю и втыкают рядом с собой копья, украшенные разноцветными тряпочками, — разумная тактика, применяемая всеми народами мира, — под удары врага подставляется лишь незначительная часть тела.

— Ага, храбрецы! — гордо восклицает меткий стрелок, перезаряжая карабин. — Пока вы только удивлены. Но это не все. Не утихомиритесь — можно будет избрать и другую цель.

— У меня есть идея, — заявляет, в свою очередь, майор. — А что, если дать залп по группе молодых деревьев?

— Прекрасно! — хором одобрили это предложение братья и их дядя.

— Тогда к делу! Присмотреться и каждому выбрать цель, — командует Сириль. — Стреляйте, как на деревенском празднике, когда каждый мечтает попасть в фаянсовую тарелочку.

Раздается дюжина выстрелов, и деревца валятся в разные стороны, словно подкошенные. В мгновение ока чернокожее войско подскакивает, как на пружинах, и скрывается из виду.

— Занятная манера убегать, а, Френсис? — обращаюсь к канадцу. — Хотелось бы знать, что у дикарей сейчас на уме?

— Хм! Боюсь, вскоре они опять пойдут в наступление, — озабоченно отвечает тот.

Проходит полчаса.

— А, что я вам говорил! — восклицает Френсис. — Поглядите! Видите, ползут по траве, словно пиявки? Бог мой! Да они, кажется, хитрее, чем я полагал. Вот-вот, месье, видите там, справа, возле огромного папоротника, несколько невысоких пальм? Их только что не было. Это известный прием.

Подносим к глазам бинокли и наблюдаем довольно любопытные маневры, которые неприятель выполняет нарочито медленно. Да, Френсис не ошибся. В лесу, состоящем лишь из больших деревьев, как по волшебству появились многочисленные кусты. Двигаясь почти незаметно, они образуют полукруг, в центре которого — мы. Конечно, это новый источник опасностей, но вместе с тем и поразительное, волнующее зрелище.

— Не считаете ли вы, дорогой друг, — говорит майор сэру Риду с озабоченным видом, — что следовало бы немедленно пустить пули в каждый из странствующих кустов и изгнать спрятавшихся за ними негодяев?

— Полагаю, надо попробовать послать парламентеров.

— Не слишком ли рискованно?

— Пока нет. Пусть три человека в сопровождении Тома, не торопясь, благоразумно пойдут навстречу дикарям. Том попробует обратиться к ним, когда окажется в пределах слышимости. Здешние диалекты не так уж сильно отличаются один от другого, и, я надеюсь, его поймут.

— Но если все-таки на парламентеров нападут?

— А мы на что? Прикроем. Наготове пулемет. Не сбрасывайте со счетов и револьверы наших добровольцев.

— У вас на все есть рецепт, дорогой друг.

Без промедления трое мужчин в кожаных жилетах рыжеватого цвета направляются в сторону противника вместе с Томом, на котором, как всегда, красная рубашка.

Около тридцати чернокожих спокойно садятся на землю, втыкая рядом копья. Четверка наших идет к ним, не упуская из виду кусты, медленное движение которых внезапно прекращается. Проходит пять долгих минут, но — поразительное дело! — расстояние, отделяющее парламентеров от аборигенов, не уменьшается ни на метр. Кажется, туземцы не обращают никакого внимания на белых: одни сидят к ним спиной, другие лицом или боком. И в нашем лагере это вызывает не меньшее удивление, чем то, которое испытал неприятель при виде падающих деревьев.

Дикость какая-то! Поселенцы продолжают идти, однако расстояние между ними и врагами остается абсолютно неизменным. И наконец до нас доходит: аборигены располагаются не на прежних местах — сейчас они позади покалеченных деревьев, тогда как только что были шагах в шестидесяти впереди. Мы не суеверны и не верим в колдовство, а потому вновь всматриваемся в бинокли и сразу понимаем, в чем дело. С обезьяньей силой и ловкостью, опираясь на кулаки, аборигены незаметно приподнимаются и медленно, плавно чуть-чуть передвигаются, сохраняя без изменения первоначальное положение тела.

Иллюзия неподвижности усиливается еще и тем, что копья, вроде бы воткнутые в землю, передвигаются вместе с их хозяевами. Потрясающая хитрость состоит в том, что каждый из них предельно напрягает мускулы и держит древко между пальцами ног, сохраняя его вертикальное положение.

— Они заманивают парламентеров в ловушку; всех нужно немедленно вернуть! — кричит скваттер и пронзительно свистит в свисток.

Как только привыкшие к этому сигналу охотники останавливаются, мы, замирая от удивления, видим, как позади них поднимается, наверное, двадцать огромных листьев, и под каждым — согнулся чернокожий, раскрашенный в цвет войны. Хитрость дикарей раскрыта.

Поселенцы ошеломлены, словно наступили на клубок змей. Их удивление настолько велико, что стрелять в аборигенов, удирающих с быстротой оленей, никому и в голову не приходит.

Но какая, однако, ловкость понадобилась туземцам, чтобы стать невидимыми даже в превосходные бинокли! Они обманули и зоркий глаз поселенцев, отлично ориентирующихся в лесах.

Легион черных демонов исчез. Наши возвращаются, обескураженные, но все же счастливые, что избежали страшной участи.

Итак, поскольку примириться не удалось, будем применять силу.

Наступает ночь, усиливающая неведомые опасности. Никто не в силах предугадать, что скрывается за плотной завесой тьмы. За каждым деревом, каждым кустом может таиться засада. Все словно сговорилось против нас… Прежде всего надо разжечь костры, чтобы хоть что-то видеть. Но их пламя становится как бы сигналом: со всех сторон вспыхивают сотни огней, освещая огромное пространство. Раздается хорошо знакомый клич, которым дикари сзывают своих соплеменников.

В нашем лагере, мрачном и молчаливом, все удваивают бдительность, пытаясь разглядеть туземцев, расположившихся невдалеке. Немеют руки, сжимающие оружие. Каждый обратился в слух, но ни один крик противника не нарушает тишины. Эта тишина еще более тревожна, чем галдеж, поднимаемый обычно австралийцами перед атакой.

Мой пес в страхе жмется к ногам и заунывно воет уже несколько минут. И неспроста.