всякие грубые словечки и прочие пошлые двусмысленности…. Только ты, пожалуйста, не оборачивайся и не отвлекайся. Сапёру, как известно, ошибаться нельзя. Потому как чревато.
– Я всё-всё понимаю, – продолжая несуетливо и уверенно орудовать миноискателем, заверил Назаров. – И про то, что отвлекаться нельзя. Мол, шагаем по потенциальным минным полям. И про то, что о грубых словечках надо бы позабыть. Мол, романтические любовные отношения находятся в начальной, то бишь, в самой важной и трепетной стадии…. Стой, – предостерегающе вскинул вверх правую руку. – Ни шагу. Передай сигнал тревоги остальным.
– Сдублировала…. Ну, что там у тебя?
– На экране монитора выскочил характерный силуэт…
– Силуэт м-мины? – испуганно уточнила Наталья. – А какой к-конкретно? Противопехотной? Противотанковой?
– Не переживай, родная. Штриховка на силуэте – ярко-оранжевая. Значит, мы имеем дело с сигнальным устройством…. Ага, от силуэта – на мониторной картинке – тянется светло-оранжевая нить. Стоп-стоп…. Вижу тонкую тёмно-серую проволочку. Не на экране вижу, а, так сказать, в натуре. Тянется от одной выпуклой кочки до другой, в семи-восьми сантиметрах над пышными мхами. Понятное дело. Делаем два шага назад. Делаем-делаем. Все бойцы делают. Проследи…
– Готово. Что дальше?
– Временно поворачиваем направо. Будем обходить сигнальную растяжку стороной. Всем идти след в след…. Мы плывём по Ориноко. Ночь – хоть выкали глаза. Слышны крики попугаев. И другие голоса…. Пардон, слегка забылся. Шагаем…. Так, достаточно. Теперь возвращаемся на прежний маршрут…
На пересечение широкой болотистой лощины ушло порядка двух полноценных часов. Белая ночь была уже на излёте, на восточном краю неба беззаботно разгоралась утренняя ало-розовая заря.
– Перебрались-таки, – выбравшись на косогор с твёрдой почвой, устало выдохнул Пашка. – Так, всем стоять на месте. По идее, минное поле осталось за спиной, да и предупреждающих табличек больше не наблюдается, но, всё же, стоит эту версию тщательно проверить и перепроверить. Вы, друзья, пока отдохните – там, где остановились, а мы с верной «Медузой» слегка осмотримся на местности…
Минут через пятнадцать он – с бесконечно-важным видом – объявил:
– Проверка успешно завершена. Авторитетной комиссией однозначно установлено, что сигнальных растяжек поблизости нет. Как, впрочем, и всяческих мин. Смело поднимайтесь, господа записные авантюристы, вверх по косогору.
Вскоре отряд оказался в странном смешанном лесу – березы, осины и ракиты, расположенные друг от друга на достаточно больших расстояниях, между которыми росли…
– Какие-то низкие хвойные кустики? – близоруко щурясь, предположил Иван Палыч. – Нет, отважные юноши и девушки, это молоденькие сосёнки, ёлочки и пихточки. Только, так сказать, вьющиеся и стелющиеся. Ну, как новомодные яблони, что растут на моём садоводческом участке…. Как это прикажете понимать, а?
– Так и понимать, уважаемый Профессор, – победно улыбнулась Натка. – Мы достигли конечной цели нашего путешествия. Это он и есть, искомый Мутный Лес. Прошу любить и жаловать.
– Ой, ли? Откуда такая уверенность, милая Птичка? Во-первых, Сергей Подопригора говорил о приметном холме – правильной конической формы. Мы же сейчас находимся на ровной горизонтальной плоскости. Во-вторых, речь шла о хвойных деревьях, чьи стволы «перевиты и перекручены». Здесь же мы наблюдаем лишь стелящиеся экземпляры. Нестыковочка, однако.
– Что из того? Общеизвестно, что каждый серьёзный Лес неоднороден. То есть, имеет чёткие составные части: опушки, перелески, периферийные рощицы, просеки, поляны, и, наконец, центральную Чащу – так сказать, основное ядро. Поэтому делаю смелое предположение: мы – на данный момент времени – находимся на самом краю Мутного Леса.
– Вполне возможно, что и так…
– Сейчас проясним ситуацию, – пообещал Назаров. – Сбрасывайте, бойцы, рюкзаки, объявляется утренний привал. Наскоро перекусим, передохнём и восстановим растраченные силы. Только без меня, увлёкшись, не стрескайте все бутерброды. И, понятное дело, никаких костров. Ещё попрошу разобрать миноискатель и упаковать его составные части: ножку-стержень – в брезентовый чехол, а жидкокристаллический дисплей и металлокерамическое кольцо – по рюкзакам.
– А ты куда? – заволновалась Натка.
– Заберусь вон на ту осину и слегка осмотрюсь.
– Можно и я с тобой?
– Нельзя.
– Почему?
– Потому, что с заряженным ружьём не рекомендуется лазать по высоким деревьям. Суровые правила техники безопасности, увы, категорически запрещают…. И, вообще, кто тут у нас меткий стрелок, старательно охраняющий покой других участников экспедиции и обещавший неукоснительно бдить? Вот, то-то же. Я скоро, не скучайте. И про бутерброды, пожалуйста, не забудьте. Про мои, имеется в виду…
Через некоторое время Пашка спустился с осины и рассказал товарищам о результатах произведённого осмотра:
– Птичка права. Метров через двести пятьдесят, действительно, начинается резкий подъём. То есть, имеет место быть в меру крутой склон холма. А ещё с той стороны долетают звуки льющейся воды. Наверное, ручей шумит на перекатах…. Ну, где мои бутерброды? Спасибо…. Очень вкусно.
– Пожалуйста, – польщено улыбнулась Наталья. – Я старалась. Вот, держи ещё фляжку. В ней сладкий холодный чай, остался с завтрака. Кушай, Павлик. Кушай…
– Надо же – «Павлик», – усердно водя карандашом по бумажному листу, смешливо фыркнула Валентина. – Нежности какие, блин. Только твоя последняя фраза, Птичка, неполная. Следовательно, неправильная.
– Неужели? А как, интересно, надо говорить, чтобы получилось максимально правильно и полно?
– Примерно так: – «Кушай, Павлуша. Кушай, любимый…».
– У кого, подруга, ты так язвить научилась? Небось, у длинноногой Лизаветы? Ладно, не обижаюсь…. Погоди-ка. А что это ты рисуешь? Вернее, кого? Рыжий, она нас с тобой изобразила. То, как мы целуемся- обнимаемся. Придётся, всё же, обидеться. Причём, на полную катушку. С серьёзной дракой и выдёргиванием белобрысых волос.
– Ты, Птичка, совершенно напрасно обижаешься, – тоже что-то увлечённо рисуя в альбоме, заступился за сестру Женька. – Нам было велено фиксировать – с помощью высокого изобразительного искусства – все важнейшие этапы и памятные вехи экспедиции? Было. Вот, и фиксируем, отдыха не зная. Я, так сказать, всякие технические детали – к примеру, оторванные ноги и всякие воронки. А Валюха – человеческие переживания и отношения. Ну, как приболевший Подопригора доверчиво опирается на Лизкино плечо. Или там как будущие буровые мастера налаживают сердечные отношения. Настоящая летопись в картинках, она должна быть всеобъемлющей и всеохватывающей. Азбука настоящего художника, не отнять и не прибавить…. Какие, собственно, проблемы, ворчливая гражданка Кулик?
– Никаких. Чёрт на вас, живописцы доморощенные, рисуйте.
– Вот, и договорились…. Рыжий, а, вот, эти сигнальные устройства, между которыми мы успешно просочились. Что было бы, если кто-нибудь из нас случайно задел бы ногой за одну из тёмно-серых растяжек? Разноцветные сигнальные ракеты стали бы веером подниматься к небу? Или завыла бы, подражая стае оголодавших северных волков, тревожная сирена?
– Думаю, что всё было бы гораздо проще и прозаичней, – запив холодным чаем последний съеденный бутерброд, криво усмехнулся Назаров. – Каждая растяжка, по моему мнению, крепится к двум датчикам, спрятанным в моховых кочках. Контрольная проволочка – по какой-либо причине – дёрнулась? В этом случае датчики начнут излучать соответствующие волны-сигналы, предназначенные для некоего приёмного устройства. Приёмник, в свою очередь, ставит в известность…. Кого он ставит в известность? Наверное, здешнего сторожа, который обязан – в соответствии с типовыми должностными инструкциями – принять экстренные меры. Какие? Не знаю, виноват…. Всё, аномальщики, привал закончен. Солнце уже взошло. Собираемся, забрасываем за спины рюкзаки и следуем дальше.
