интеллигенции. И то, что, несмотря на очевидное самодержавие Августа, прикрытое республиканской тогой, лучшие поэты и философы того времени стали ему служить, говорит об их понимании необходимости такой формы правления на тот исторический период.
И Гораций в своих одах наделяет Августа всеми возможными добродетелями, сравнивая его не только с великими мужами древности, такими, как Регул или Цинциннат, но и самими богами. И даже более: он сам происходит от них. То есть то, что Цезарь пытался внедрить в умы своих современников робкими сравнениями и доказательствами, теперь лилось широкой рекой непререкаемых утверждений о божественном происхождении императора. И поэт, обращаясь к Юпитеру, просит его, чтобы благочестивый Август вечно властвовал над миром, давая Риму изобилие, покой, мир и добрые нравы. Он называл его Отцом отечества еще задолго до того, как ему был официально присвоен этот почетный титул. Поет он дифирамбы и наследникам Августа – Тиберию и Друзу. Кроме того, он выполнял и «госзаказы»: известен его «Юбилейный гимн», написанный к Столетним играм, где поэт в одном из четверостиший, обращаясь к солнцу, советует ему не знать «вовек ничего славнее города Рима».
Но Гораций не остался бы в памяти потомков, если был бы лишь придворным поэтом. Помимо огромного вклада в художественное развитие латинского языка, да и в целом в мировую литературу, он оставил нам мудрую философию жизни, которая ценна именно в наши дни, когда мир погряз в чудовищном гедонизме и излишествах. Ему принадлежит знаменитая формула – «золотая середина». Человек не должен владеть большим, чем может потребить, и сам он мечтает, чтобы боги сохранили ему небольшое поле, дом с садом и протекающим невдалеке лесным ручьем. Тихая покойная жизнь на лоне природы в дружбе с музами – вот идеал поэта. И ему чужды пустое честолюбие, страсть к наслаждениям, власть и деньги – все это тщета.
Но как далеки интересы цивилизации от заветов поэта, его мудрой жизненной позиции! И еще раз скажем: если современное человечество не одумается и не станет жить по принципу необходимого и достаточного, то ему придется вести неизбежные войны за почти исчерпанные ресурсы планеты. Но это другая тема.
В одном из поэтических обращений к Меценату Гораций пишет, что он «смерти не причастен». Действительно, его творческое наследие живо и поныне и остается «нерукотворным памятником». Знаменитое его стихотворение «Ecsegi monumentum» переводилось на русский язык многими поэтами, и наиболее известен пушкинский вариант, хотя ближе всего к источнику перевел его Ломоносов:
Третьим великим поэтом Августова века был Овидий, но о нем мы расскажем чуть позже. В поэтический кружок Мецената входили также менее известные теперь поэты, и мы скажем немного и о них, потому что в то время они пользовались заслуженной славой. Секст Проперций был мастером любовной лирики, и Меценат поначалу безуспешно пытался направить его на стезю служения режиму, но и он позже писал о битве при Акции, восхваляя Августа и называя его «мира спасителем». Там есть слова, которые поэт вложил в уста Аполлону, очень верно отражавшие настроения в обществе:
Альбий Тибулл принадлежал к литературному кружку другого любителя поэзии, Мессалы Корвина, которого поэт сопровождал даже в военных походах. Мессала воевал под Филиппами на стороне республиканцев, позже примкнул к Антонию, но еще до битвы при Акции его приласкал Август и сделал консулом, а затем он недолго исполнял функции первого префекта столицы. Мессала, как и многие, как уже говорилось, в то время писал стихи и прозу.
В стихах Тибулла мы ни разу не встретим даже упоминаний об Августе, вся его поэзия посвящена идиллическим мечтаниям о сельской простой жизни, довольстве малым и прочем, что мы видим и у Горация, но в основном поэт грезит о любви. Его элегии посвящены в первом сборнике Делии (прототип реально существовавшей некоей Плании, подобно тому, как героиня гениальных стихов Катулла Лесбия в реальности была дамой из высшего общества Клодией), а во втором сборнике – Немесиде. Обе женщины, как им и подобает, подвержены естественному для них пороку корыстолюбия, и горечь неразделенной или обманутой любви наполняет многие стихи Тибулла.
Писали стихи и женщины. До нас дошли сочинения Сульпиции, племянницы Мессалы, о страданиях девушки, полюбившей человека из низов.
Собственно, когда речь заходит о любовной лирике Древнего Рима, то три поэта – Катулл, Тибулл и Проперций – и являются в полном смысле певцами любви. А Овидий? – спросит удивленный читатель. О да! И много раз – о да! И вместе с тем Овидий автор не только любовных элегий, но и эпического полотна под названием «Метаморфозы», где поэт восхваляет Августа и называет «Юпитером на земле», а также «Скорбных песен» и «Понтийских посланий», которые были созданы в изгнании. Но о нем – в следующих главах.
Итак, литературная элита не только с пониманием отнеслась к реформам Августа, но и делала все возможное, чтобы они стали необратимыми. И не только литераторы были вовлечены в этот процесс, но и в целом, как теперь говорят, вся творческая интеллигенция.
Не меньше внимания Август уделял архитектуре и изобразительному искусству. Величие Рима и его неколебимую мощь в первую очередь должна была символизировать архитектура. Строительство в столице в то время шло весьма бурными темпами, и этим процессом руководил в основном Агриппа. В двадцать шестом году он закончил начатую Лепидом постройку сооружения для народных собраний, так называемые «Ограды» (Saepta Iulia), которое планировал создать еще Юлий Цезарь. Это внушительное строение состояло из залов и портиков и имело общий фасад длиной около пятисот метров. Рядом был выстроен Дирибиторий, здание, где девятьсот судей подсчитывали результаты голосований; говоря современным языком, это было что-то вроде Центризбиркома.
Затем был сооружен Пантеон, круглый и с куполом храм всех богов. Он был заново отстроен императором Адрианом во втором веке после Р.Х., однако на фасаде и сейчас можно прочесть: «M. Agrippa L. f. consul tertium fecit», что в переводе означает: построено Марком Агриппой, сыном Луция, консулом в третий раз. Этот храм поражал современников своими размерами, величественной монументальной мощью и богатым внутренним убранством. Здесь стояли статуи Марса, Венеры и других античных богов. Среди них Агриппа намеревался поставить статую Августа, но тот отказался и предложил вместо себя установить скульптурное изображение божественного Юлия Цезаря. Вестибюль с двускатной кровлей и колоннадой был с вызолоченными бронзовыми балками, и здесь Агриппа установил все же при входе статую Августа, а также свою собственную. Внутри самого храма купол был выложен также вызолоченными бронзовыми плитками. Поражают размеры купола, около сорока трех метров в диаметре, это больше, чем купол собора Святого Петра, вершина купола была открытой, с отверстием диаметром девять метров, куда устремлялся небесный свет.
Два года спустя на Марсовом поле, в ознаменование морских побед над Секстом Помпеем и Антонием при Навлохе и Акции, был воздвигнут храм Нептуна. При этом само поле преобразилось: были выстроены у подножия Квиринала портики, высажены сады, и теперь его стали называть Агрипповым. Оно превратилось в парк культуры и отдыха. Здесь можно было увидеть конные состязания, турниры борцов, поиграть в мяч, покатать обручи, устроить пикник на зеленом газоне, словом, приятно и весело провести время на свежем воздухе.
Позже, в девятнадцатом году, неподалеку от Пантеона были построены термы, общественные бани. Трудно себе представить столичную жизнь без посещений терм, которые были клубами в самом прямом смысле. Сюда приходили не только смыть с себя грязь, попариться и поплавать в бассейне, но и пообщаться друг с другом, обсудить политические новости, заключить сделку, купить или продать имение или рабов, поиграть в мяч, почитать книжные новинки. Завсегдатаи проводили здесь целые дни, с утра до вечера.
Ну а чтобы в общественных банях не было недостатка в чистой воде, Агриппа занялся постройкой также и новых акведуков. Римляне не пили воду из Тибра, предпочитая ключевую, и с большими затратами и трудами строили водопроводы длиной в десятки километров. Первый акведук был выстроен Аппием
