чтобы все время быть в курсе происходящих событий. По дороге, увидев, что сражение идет без его распоряжений, главнокомандующий ко всем встреченным подразделениям войск обращался с вопросом:
– Почему же вы туда не идете? Идите в тыл неприятелю, я приказываю.
А многих адъютантов и ординарцев разослал во все концы с приказаниями. И после одного из таких приказаний проходящей мимо роте горячий князь Имеретинский не выдержал:
– Ваше высочество, позвольте им подождать выполнять ваше приказание, ведь все распоряжения нами уже сделаны корпусным начальникам и все будет исполнено. Наши войска уже идут к Плевне… Посмотрите…
Вся большая кавалькада, сопровождавшая великого князя, только что поднялась на холм, откуда открывался вид на Плевну и ее окрестности. Вдали, за Видом, в районе Гренадерского корпуса клубился дым от орудийных выстрелов, слышалась пальба и грозные крики «Ура!». От Зеленых гор спускались стройными колоннами части 16-й дивизии и 4-го корпуса. Можно было разглядеть и колонны румын, спускавшихся с Гривицких высот.
Главнокомандующий и Тотлебен сошли с коней, расположились на вершине этого холма и следили за действиями войск в бинокль. Стали прибывать с донесениями. Бой затихал. Гренадеры, стремительно подойдя к Виду, окружали турок, которые по-прежнему отстреливались. Но судьба боя была уже решена.
Начали поступать сведения, что Осман-паша со всей армией сдался на милость победителей. Но не было еще официального донесения от Ганецкого, хотя уже никто не сомневался в полной победе. Сняв шапки, все дружно перекрестились и громко крикнули «Ура!». Впереди уже показались неподвижно стоявшие колонны турок. Подъехали, и оказалось, что турки, как только увидели, что передовые части складывают оружие, тоже аккуратно, не дожидаясь русского конвоя, составили ружья в козлы и спокойно сдались в плен. Главнокомандующий отрядил к ним до подхода войск казачьего офицера и казака, чтобы был соблюден порядок. Переехали на ту сторону Вида, поднялись на берег и сразу же столкнулись со Скобелевым, который и доложил главнокомандующему, что Осман-паша действительно взят в плен, сдал оружие Ганецкому.
По дороге к Плевне повсюду валялись ружья то порознь, то целыми грудами. Пробираясь между этими трофеями, главнокомандующий и Тотлебен со своими сопровождавшими достигли наконец свободного участка дороги. В это время показалась коляска, запряженная парой прекрасных бледно-буланых лошадей, с красиво одетым кучером в чалме. Ясно было, что это плененный Осман. За ним верхом весь его штаб и многочисленная группа турецкого офицерского обоза, офицерские вьючные багажи, негры, феллахи, арнауты, аскеры и всякая прислуга.
При виде подъезжавшего главнокомандующего коляска остановилась, Осман-паша, поддерживаемый с двух сторон, привстал, опираясь одной рукой на кузов. Главнокомандующий протянул руку своему противнику и выразил свое восхищение его мужеством и изобретательностью во время обороны Плевны. Осман-паша через своего доктора, знавшего французский, поблагодарил великого князя за внимание. Затем пожали руку талантливому полководцу князь румынский Карл, Непокойчицкий и другие генералы. При имени Тотлебена Осман-паша вздрогнул, быстро метнул в него взгляд и низко склонил голову, крепко отвечая на его пожатие: Осман-паша понимал, кто одолел его своей стойкостью, благоразумием и искусством.
Коляска Осман-паши повернула в сторону Плевны, а генерал Тотлебен долго еще смотрел ей вслед. Какое счастье, что этот дурной сон кончился столь благополучно для России, думал талантливый генерал. Для России настает теперь благоприятный момент. Эта победа открывает для России благоприятные возможности, и воспользоваться ими совершенно необходимо…
Смеркалось. Тотлебен второй раз за этот день проезжал через покоренную Плевну. Жителей было мало. Вдоль телеграфной линии толпились безоружные турки, равнодушно поглядывавшие на проезжавших мимо них генералов и их ординарцев. Некоторые из женщин улыбались и кланялись. Тотлебен заметил, хоть и начало темнеть, что болгарская часть города хорошо сохранилась, турецкая же сильно разрушена нашим огнем. Назначив коменданта и отрядив сотню казаков для поддержания порядка в городе, Тотлебен свернул на Ловчинское шоссе и вскоре добрался до своей Тученицы.
В это же утро 28 ноября Александр Второй со свитой прибыли на свое обычное место, прозванное Закусочным редутом, откуда наблюдали за ходом сражения. Прежде всего увидели, что наши войска двигаются вперед навстречу турецким. Действительно, вскоре из телеграмм узнали, что Осман-паша с войсками перешел по мосту реку Вид и атаковал гренадеров, но был отбит.
Александр Второй сел верхом и объехал окрестности редута, взобравшись на холм: перестрелка затихла, а Плевна была отовсюду видна. Император вернулся на прежнее место, отовсюду хлынули вестники с донесениями: Осман-паша со всей армией сдался. Тут же сообщил вестникам о повышении их в чине: князь Витгенштейн стал генерал-адъютантом, полковник Моравский – флигель-адъютантом.
А потом, повернувшись к Милютину и протянув ему руку, сказал:
– А кому мы обязаны, что не бросили Плевну и теперь овладели ею? Кто 31 августа, после неудачных атак, подал первый голос против отступления?
Смущение Милютина озадачило императора. И он продолжал:
– Я не забыл этой заслуги твоей, тебе мы обязаны нынешним нашим успехом, как и приглашением генерала Тотлебена.
А потом при своей свите повторил эти слова и объявил о награждении Дмитрия Алексеевича Милютина кавалером ордена Святого Георгия 2-й степени, что повергло министра в недоумение, – по его мнению, он вовсе не заслужил такой высокой награды, в обществе еще насмехаться будут.
– Нет, я признаю, что ты заслужил вполне.
На следующий день начались торжества. Отслужили молебен в поле недалеко от Плевны, на турецких редутах. Александр Второй благодарил войска, вручал награды за мужество и самоотверженность офицерам и генералам. Император вручил Тотлебену Георгиевский крест 2-й степени, а также главнокомандующему великому князю Николаю Николаевичу, генералам Непокойчицкому, князю Имеретинскому, Левицкому, князю Масальскому, послал кресты командирам Гренадерского корпуса и др.
Через несколько дней, проведенных в обычных хлопотах и заботах: необходимо было составить отчеты, проследить за отправкой пленных, позаботиться об их довольствии, – Тотлебен получил приказ главнокомандующего немедленно отправиться в Восточную армию. Перед торжественным обедом у главнокомандующего Тотлебен зашел в кибитку к Осману. Он лежал на кровати. Рядом с ним находился его доктор. В кибитке было довольно тепло и комфортабельно. Осман не питал враждебных чувств к своему победителю. Через переводчика он высказал одобрение тому плану, который принял и осуществил Тотлебен. Такой план и настойчивая выдержка решили дело. Если бы русские штурмовали вновь, то были бы снова отбиты с большими потерями.
– Если не секрет, то куда вы сейчас поедете? Можете не отвечать, если мой вопрос нескромен, – сказал Осман.
– Командовать армией против Сулейман-паши. Осман ничего не сказал на это.
– В свою очередь, я спрошу вас… Почему вы не отступили, когда видели, что пришло сильное подкрепление и что гвардия находилась у Чирикова, то есть в то время, когда Софийское шоссе еще не было нами занято?
– Мы имели тогда много продовольствия и большие надежды на Шевкет-пашу, который сидел в Орхание с большим отрядом, но он не оправдал наших надежд. Если бы на его месте был человек посмелее… А главное, мне никогда бы не простили в Константинополе преждевременного отступления… Я был бы осужден…
Перед отъездом в Восточный отряд Тотлебен долго беседовал с корреспондентом одной из берлинских газет. Тотлебен принял его любезно: теперь можно было высказать давно продуманные мысли и сделать даже некоторые теоретические выводы из «плевенского сидения».
Тотлебен говорил спокойно, доброжелательно и осторожно. Долгие годы военной службы выработали в нем эти качества.
– Когда я приехал сюда, меня постоянно мучила мысль, что Осман может прорваться раньше, чем наши укрепления будут готовы. Я всегда был противником теории, требующей для взятия укрепленных позиций штурма и громадных человеческих жертв. Не я победил Османа, а голод. Но он мог проявиться в своем