– Вообще-то дела серьезные. Америке надо сейчас на разные чистки миллиардов сто пятьдесят… Если промедлим – тратить придется больше…
Старик второй. Имя – Чарльз Молер. Возраст – 77. Рыбак по профессии. Мы встретили старика на берегу Эри. Он был занят работой, и мы, не желая его прерывать, сели возле воды в сторонке. Старик с кем-то переговаривался. Мы не сразу поняли, что разговор шел с озером. С возрастом люди приобретают привычки говорить с собаками, лошадьми, с полем, с часами. Тут молчаливым собеседником человека была вода. Старик ворчал. Дело его, однако, хорошо ладилось. Он доставал из кармана мякиш белого хлеба, поплевав на него, делал лепешку и прижимал ее пальцами к середине рыболовного «паука». Потом пять-шесть шагов в воду. Высокие, прикрепленные к поясу сапоги и плотная куртка оберегали рыболова от брызг. На минуту снасть погружалась в воду. Потом фигура, высокая, как колодезный журавель, поднимала на шесте снасть, и было видно: в сетке трепещет мелкая рыба. Совсем мелкая. Старик брал ковшик, черпал рыбешку и высыпал ее в баки, стоявшие в кузове грузовика. Когда вся тара была заполнена, старик накрыл баки пластиком и, отряхнув брызги с одежды, полез в кабину. Мы сочли подходящим момент познакомиться. Но старик торопился.
– Рыба умрет, – кивнул он наверх. – Через десять минут вернусь…
Через десять минут он вернулся. И мы присели рядом на берегу.
Шестьдесят лет Чарльз Молер занят своим маленьким делом – ловит малька для наживки и продает рыбакам.
– Шестьдесят лет… Видите тропку к воде? И там вон тропка, и еще одна. Это вся моя жизнь… Пятнадцать центов за дюжину. Иные сразу берут штук сто или двести. А в дождь рыба дохнет, некому покупать… Так незаметно состарился вот тут, на этом месте, на берегу…
– Ну а озеро… Оно изменилось?
– Озеро? – Старик вздохнул…
Мы повторили вопрос, полагая, что старик промолчал по рассеянности. Нет. Старик ясно все понимал.
– Изменилось ли озеро? Разве мало об этом сейчас говорят? Ну и я мог бы сказать кое-что. А зачем? Какой прок? К лучшему поворота не будет…
Распрощались мы все же по-дружески. Мы сказали, откуда приехали и что не ради праздного любопытства интересуемся жизнью воды. Старик стал внимательным:
– Да, да. У вас ведь тоже большие озера. Я слышал…
Мы ожидали вопросов. Но старик дорожил временем и поднял успевшую высохнуть сетку.
– Сегодня погода. Могут быть рыбаки. Извините меня, джентльмены…
Третий старик. В очках. Высокий. С обветренным красным лицом… В зубах сигарка. Он вышел из трайлера, приветливо улыбаясь. Но улыбка была истрачена попусту – мы не были клиентами, каких старик ожидал… Проехав длинную полосу берега, мы всюду видели или заборчик, или надпись: «Частная собственность». Отчаявшись где-нибудь подобраться к воде, мы наконец увидели место без загородки и упреждающей надписи – лужок и на нем чей-то походный вагончик. Облегченно вздохнув, мы свернули к воде. Увы, и этот лоскут земли был владением частным. Старик Джон Домброуз был хозяином берега. Хозяином маленьким – два гектара всего земли. Но берег кормил старика и старуху. (Лужок сдается под стоянку домиков на колесах – два с половиной доллара за ночь.)
Убедившись, что мы не намерены бросить якорь в его владениях, старик Домброуз, посмеиваясь, выяснял, злостно или незлостно мы решились нарушить частную собственность. Наша растерянность пришлась ему по душе. Старик не только пустил нас к воде, но показал два гектара земли, свой трайлер, четыре лодки и старый колокол. Между делом мы узнали, что был старик фермером, что рано состарился – «днем пахал землю, а ночью возил на озеро рыбаков», теперь пашню бросил, а купил кусок берега. «Выгоднее – каменистые земли тут мало рожают». Колокол, каким созывали на обед с поля, теперь поставлен на берегу. Им подают сигнал рыбакам.
– Убытков не терпите? Озеро, пишут, стало не то…
Старик засопел:
– Пишут… Мертвое озеро, пишут. Ну какое же мертвое?! Можно купаться. И рыба есть. Слышите?..
По тихой молочно-синей воде расходились круги, вдалеке маячили лодки с удильщиками.
– А рыбой они довольны?
Этим вопросом старик был поставлен в трудное положение. Возле берега, прямо под колоколом и у нас возле ног плавали крупные мертвые рыбы.
– Кто доволен, кто нет, – ответил старик уклончиво. – Есть такие, что поймают и выкинут…
– Отчего же?
– А черт их знает!
Старик хорошо знал, отчего дохнет рыба и почему улов бросают за борт. Но мы не сделали даже попытки продолжить вопросы. Это было бы грубым вторжением в тайны коммерции. А коммерция в том состояла, что старик ждал на берег клиентов. Статьи в газетах и разговоры о «мертвом Эри» ставили под удар маленький бизнес Домброуза. Эта же опасность грозила и «маленькому бизнесу» старика Чарльза Молера. Грозила доходам владельцев пансионата супругам Тэйлорам. Копнув поглубже эту сторону дела, мы увидели: те, кто, казалось, был ближе других заинтересован в спасении озера, не хотели и слышать о всяких бедах. Владельцы пляжей, лодочных станций, пансионатов, клочков берега для стоянки, владельцы кафе, апельсиновых садов, маленькой самолетной компании, все, чей доход зависел от притока сюда людей, объединились под лозунгом: «Эри живо и чувствует себя прекрасно!» Эту надпись мы увидели на листке, приклеенном к бамперу нашей машины, на дорожных щитах, в листовках, которые вместе с картой давали нам на заправочных станциях, на самих картах, на салфетках в закусочной. Супруги Тэйлоры прикрепили к нашим рубахам большие значки «Эри живо!». Было смешно и грустно наблюдать суету «малькового бизнеса». Потоп завтра был ему менее страшен, чем потеря дохода, пусть небольшого, сегодня.
Как защищает свои интересы в этом районе бизнес большой, можно было только догадываться. Завеса из заклинаний «Эри живо!» душителям Эри, конечно, на руку. Но большие доходы защищают не только
