Что значит девственная земля? Европа в то время тоже еще не знала особенной тесноты, и не было жалоб на истощение земли. В центре Лондона прямо с моста ловили лососей. Еще не выбиты были окончательно туры. В литовских лесах обильно водились родичи американских бизонов – зубры. (Перед Грюнвальдской битвой их мясом кормили войско.) В черте нынешней Большой Москвы били медведей и глухарей. А войско Ивана Грозного в походе на Казань питалось в пути лосятиной. И все же новые земли потрясали европейцев – «какими создал их бог, такими они и лежат». Перейдя от торговли к промыслу мехов, трапперы, двигаясь понемногу от побережья в леса, видели: все реки, озерца и болота – в бобровых плотинах. «За ночь траппер мог добыть тридцать бобров». Еще не пристав к берегу, моряки видели совсем не пуганных белых медведей, «видели множество рыб, похожих с виду на лошадь» (моржи!). Дичь не страшилась людей. На островах моряки встретили птиц «размером с гуся и в великом множестве». И ни одна не взлетела. Птица просто не умела летать. Врагов у нее не было. Человека она не знала. И вот он явился. Птиц убивали дубинками. «За один час можно загрузить птицей 30 больших баркасов». Так начиналось избиение бескрылой гагарки. К началу нашего века ни одной этой птицы на Земле уже не было. А сидели они когда-то на прибрежных камнях Америки, «тесно прижавшись друг к другу, как булыжники на мостовой».
Шагнем за первыми поселенцами чуть дальше от берега. На озерах гуси, утки, цапли «затмевали небо». «Потревоженные, они уподоблялись громадной грозовой туче». Дикие голуби опускались на ночь в кроны деревьев в таком количестве, что ломались ветки. В одну сеть зараз попадалось 15—16 сотен. Утки и гуси совершенно не боялись человека и упрямо не желали заходить в воду, пока их туда не загоняли силой.
На месте нынешнего Нью-Йорка в 1609 году (времена Минина и Пожарского у нас) в той части, где стоят сейчас небоскребы, «человек лишь с трудом мог передвигаться из-за свиста, шума и трескотни. Кто не ленился, ловил птиц почти без труда».
Однако для пропитания поселенцы, так же как и индейцы, били дичь покрупнее. «Лоси ходили стадами, достигавшими шести десятков голов, И были так доверчивы, что паслись вместе с коровами поселенцев… Оленей было столько, что их убивали ради забавы, нежели ради того, чтобы добыть себе пропитание».
Разнообразие дичи позволяло быть привередливым. Скоро люди поняли: лучшее лакомство – бобровый хвост, а для еды повседневной следует бить медведей и птиц, которым дали название индейка. Леса местами были просто забиты этими птицами. «Казалось, видишь огромную бесконечную стаю. В лесу стоял стон от их бормотания… Мальчишки для потехи швыряют в них камнями».
Волков, лис, енотов, скунсов первоохотники не считали достойной добычей. В скупых записях сказано мимоходом: «было их великое множество». «Лисы (красные и черные) ходили, как собаки на псарне, и охотились на пернатую дичь, словно в курятнике».
Элементарные знания биологии должны подсказать нам: обилие животных предполагает богатство растительное. Так и было. Первооткрыватели пишут об этом: «Вся земля увита тут виноградом». Это давало повод называть открытые земли: Винная земля, Винное русло, Винные берега. «Земляника тут растет в количествах невообразимых… В июне земля становится сплошным красным ковром». Росли тут также дикие сливы, малина, хурма, черника, смородина, клюква, крыжовник, необычной сладости каштаны (все деревья теперь погубила грибковая болезнь), «грецкий орех» (гикори), тутовая ягода, терновник, боярышник. И это все земля рожала сама, без участия человека. В мелководных долинах рек вызревал дикий рис. «Рожь тут никто не сеет, но она такая же, как и в Европе». «Конопля восходит без пахоты и посева». Это был огромный закром природы – не ленись, протяни руку!
Картина природы изначальной Америки была бы неполной, упусти мы свидетельства европейцев о водах этой земли. Об озере Эри сказано: «Ткни острогой – попадешь в рыбу». «Реки кипели от рыбы… Корюшку можно было выплескивать на берег черпаком или даже куском коры». Осетры дремали в воде, высунув спины… «По-настоящему храброму краснокожему ничего не стоило накинуть петлю на хвост какому-нибудь крупному осетру и уже не выпускать веревки из рук. Индеец лишь время от времени высовывал голову из воды, чтобы глотнуть воздуха. Он не обращал внимания на рывки рыбы. В конце концов осетр выбивался из сил, и победитель – сам нередко полузахлебнувшийся – вытягивал жертву на берег». В Великих озерах «лосося гребцы били дубинками».
Индейцы даже сколько-нибудь не могли подорвать обильную жизнь воды. Большинство из них особой страсти к рыбе и не питало, поручая ловлю мальчишкам, которые били рыбу стрелою с лодки. Рыбой кормились люди и звери. Рыбу ловили орланы, цапли, бакланы и, конечно, скопа, ныне почти исчезнувшая. Можно себе представить количество птиц-рыболовов, если «группа не приспособленных к здешним условиям англичан добывала себе пропитание, поджидая, когда скопа принесет птенцам рыбу, и забирали ее».
Только в воспоминаниях остался девственный лес континента. Тем, кто приплыл сюда вслед за Колумбом (и 200 лет спустя после этого!), казалось: Америка – это сплошные леса. «Тут нет панорам… Слишком много лесов, и если забраться на самый верх высокой скалы и глянуть вдаль, то скорее всего увидишь перед собой одни лишь качающиеся верхушки деревьев». Прямо от океана поднималась стена сосен, дубов, бука, каштана, ясеня, липы, ивы, орешника, кленов, пихты, ели, березы, осины. Большинство деревьев было европейцам знакомо. Но какие это были деревья! Тут они вырастали до предельных своих размеров. «В дуплах платанов колонисты делали хлев для свиней, а в случае непогоды в дупле могли спрятаться человек двадцать-тридцать». Индейцы со своими каменными топорами не причиняли лесам никакого урона. Из ивы и тополей они долбили челны. На вигвамы и берестяные лодки шла кора. Лес дрогнул лишь с приходом белого человека.
Лес был враждебен пришельцам. «Среди бесконечных зеленых зарослей вас не покидает чувство тревоги, ощущение таящейся рядом опасности. Унять его не в ваших силах». Сначала люди сочились на материк по тропам индейцев, по озерам и рекам, но постепенно стали вгрызаться в лес. «Америка срублена топором» – это знает каждый американец. Мы видели фильм, где знаменитый киноактер Грегори Пек густым отеческим голосом, напоминая о прошлом, заклинал беречь лес – сокровище нации. Предки Грегори Пека видели в лесе препятствие и рубили его нещадно, радуясь содеянному, – нужны были земли под пашни. Их отвоевывали куртинками, вырубая и выкорчевывая деревья. (В некоторых общинах для уличенных в пьянстве наказанием было: «выкорчевать один пень».) Истощенную землю бросали и снова валили деревья… Американцы в те годы не знали, что, прорубившись на запад сквозь толщи лесов, они увидят степи, столь же не тронутые, как и леса, – бескрайние прерии. Именно эти земли, удобренные в течение многих тысяч лет дикими травами, пометом и костями бизонов, будут названы «лучшими черноземами на земле» и станут житницей для страны. А в первые двести лет свой хлеб Америка растила на полосках земли, отвоеванных у лесов.
Последствия рубки лесов сказались, конечно, немедленно. Из 1753 года дошел до нас голос некоего Эванса, жившего в Пенсильвании. «Наши потоки быстро высыхают Тех что прежде могли вращать суконно- валяльную машину, ныне едва хватает для нужд фермеров. Многие речки перестали быть судоходными». Так начиналась «хозяйственная Америка».
Открытие Америки продолжалось еще долгие годы. И всюду на путях открывателей лежали земли нетронутые. Белым людям еще предстояло узнать бесконечность равнин со стадами бизонов – «целый день скачи – стадо все не кончается». На пути у людей вставали новые горы и новые стены диких лесов, пустыни и опять горы. Всего лишь сто с небольшим лет назад американцы получили наконец нынешнее
