несколько десяток и четвертных, присланных в газету с пометкой на переводе: «Купите что нибудь для Агафьи». В Абакане, по традиции, мы держим совет в исполкоме с Галиной Алексеевной Трошкиной – человеком сердечным, хорошо понимающим необычность наших забот и готовой внести в это дело лепту официальной власти, облекая ее в форму, приемлемую для этого нестандартного случая. Происходит это уже восемь лет по выбранной стежке: «Милосердно помочь, ни к чему не принуждая и не стесняя», и сложилось все в неформальное попечительство, участие в котором принимают и читатели нашей газеты.

На этот раз в вертолет мы погрузили три тюка сена и пять мешков комбикорма для коз, муку, крупу, мед, свечи, батарейки, фонарик, кастрюли, чугунки, решето, одеяло, бумагу, конверты, карандаши, картонный ящик гостинцев с московского Бутырского рынка, кусок материи для «устрашения медведей», ящик с курами и кобелька по кличке Дружок. Кроме того, в Абакане мы купили лицензию на отстрел марала. (Ерофею с наступлением холодов предстоит добыть зверя и вместе с Агафьей переправить мясо к жилью.) Перечисляю все это в порядке отчета перед всеми, кто принимает участие в судьбе Агафьи, а также для представления о ценностях в ее нынешней жизни.

Она по-прежнему многое не приемлет: хлеб – только свой, не притронется к колбасе и консервам, не возьмет масла в бутылке, чищеную рыбу, варенье, конфеты, чай, сахар. По этой причине геркулес из коробок мы, как всегда, вытряхнули в свежую наволочку, мед запасли в туеске. Принимает гостинцы подопечная с благодарностью – «спаси бог», но с чувством достоинства, без заискивания и очень редко о чем-нибудь просит.

Так было и в этот раз. На вопрос – что ей больше всего пришлось по душе и более всего нужно? – Агафья с улыбкой взяла красный снаружи и ярко-белый внутри размером в два кулака чугунок. «Хороший. На пасху сварю в нем кашу». А нужнее всего оказалась собачка…

Но сначала был полет над тайгой. Уже привычный полет. Земля то обрывалась вниз к Абакану зелеными кручами кедрачей, то набегала безлесными и бестравяными каменистыми верхушками гор, на которых лежал старый снег и зеленели озерца талой воды. Осень позолотила луга над тайгою. Брызгами желтого с красным по кедрачам мелькали верхушки берез и осин. Абакан, принимая справа и слева серебристые речки и ручейки, тек в каньоне диким и нелюдимым. По реке плыть – пришлось бы одолеть без малого четыреста километров. По прямой же пространство до нужной точки мы пролетели за час с небольшим.

Было в дороге забавное приключение. Петух, взбудораженный высотою и ревом турбин, ухитрился вылезти из ящика и стал на крыльях метаться по вертолету с истошным непетушиным криком. Он ухитрился оцарапать Николая Николаевича, но притих в мощных лапищах Ерофея.

Дружок – небольшая беспородная собачонка – глядел на эту возню с полным спокойствием и помахивал хвостиком – «я всем дружок».

Можно гадать: замечают Агафьины красные тряпки медведи или не замечают, мы же сверху их сразу увидели. Опустившись на косу, командир вертолета Олег Кудрин сделал нам знак поспешить и сразу же улетел. Из леса навстречу никто не вышел, и мы решили, что не застали хозяйку дома. Но она появилась, когда, наведя переправу из бревен, мы таскали поклажу к тропе.

– Агафья! Ждала ли?!

– Ждала, ждала! Боялась, погода не утвердится. Бога просила…

Обычный разговор о здоровье, о новостях на этот раз проходил под кудахтанье кур и лай Дружка, еще не осознавшего своей участи. Этот черного цвета живой любознательный новосел сразу же сделался центром внимания на дворе. Дугой выгнула спину кошка и сверху, с крыши загона для коз, стала разглядывать происходящее. Перестали жевать веники старые козы – лай и облик Дружка заставил, наверное, их припомнить молодое житье-бытье в большом свете. Для козлят же собака была существом незнакомым, и они разглядывали ее с немым любопытством и страхом.

Почти такой же была реакция и Агафьи. Она попыталась Дружка погладить, но он ответил недружелюбным рычанием. Колбаса из рук Агафьи сделала Дружка покладистым, он дался погладить, но менять гражданство явно не торопился – виляньем хвоста и заглядыванием в глаза демонстрировал свою привязанность мужской части двора.

– Ничего, ничего, дня через три станете не разлей вода, – философствовал Ерофей.

При переходе от речки Ерофей ухитрился упустить петуха. Тот с криком на всю тайгу побежал, потом полетел и скрылся в чаще, не оставив надежды на возвращение к курам.

– Ты, Агафья, теперь как помещица, – пересчитывал живность на дворе Ерофей, – кошка, пять коз, пять кур и Дружок.

Слово помещица Агафья приняла без иронии, полагая, что именно так и должен называться человек, владеющий этим богатством.

– Пять коз-то много. Не прокормить. Двух придется колоть. Не знаю уж, как и справлюсь, – привыкла к ним.

Поговорили о корме для коз, о хлопотах с ними. Прикинули: окупаются ли хлопоты молоком? Агафья твердо сказала, что окупаются.

– Без молока-то я скоро бы вслед за тятей пошла – легкие слабые…

Вспомнили мы о письме, переданном родственниками из Килинска.

– Ну, читай вслух! – пошутил Николай Николаевич.

– «Милая ты наша пустынница, как ты там одна, совсем одна на всю тайгу…» – прочитала Агафья и стихла, углубившись в письмо. Мы разложили костер, достали из рюкзаков еду, а она все стояла с листом. А рядом стоял козленок, жевал подол ее платья.

– Зовут к себе, – сказала Агафья, когда мы сели в сторонке. – Зовут. Но какое мне там житье, какое моленье, если ребятишки у них пионеры. Да и тятя благословенья не дал.

– Но одной-то в тайге…

– Что бог дасть.

Хорошо зная характер сорокачетырехлетней «пустынницы», я все-таки ей повторил кое-что из того, что сказано было еще зимой:

– Можешь неожиданно заболеть. И никто не поможет. Или медведи, пожар в избушке. Ты вот по