Родился в селе Гондарево, Глазовского района Удмуртской АССР, 28 января 1924 года. Отец и мама — колхозники. Детей в семье было пятеро. Четверо сыновей и дочь. Я был самым старшим. Закончил шесть классов и пошел работать в колхоз. Продолжать образование возможности не было. Заработков не хватало.

Расскажу немного про наше довоенное житье-бытье. Денег в колхозе тогда не платили, а раз в год, осенью, мы получали в зависимости от «палочек-трудодней» и урожая оплату за весь год. В среднем на каждого из трех работников (отца, маму и меня) приходилось килограммов по 120–150 необмолоченного зерна, в основном ржи, и воз-два соломы для скота. Зимой колхоз тоже подбрасывал немного соломы. Вот и все заработки.

Прожить на эти трудодни семье из 6–7 человек было невозможно. Помню, что половину своего приусадебного участка мы засевали ячменем, сажали много картошки (второй хлеб!), овощи: капусту, свеклу, репу, огурцы. Сушили связками грибы, которых в наших лесных краях хватало. Ну, а живности держали немного: корову, свинью, две-три овцы, десяток кур, трех-четырех гусей.

Больше не разрешали. Не хватало кормов, да и налоги били крепко. Корова отелится, а родители уже думают, куда теленка девать, потому что буквально через месяц явится учетчик, и придется за теленка платить налог, как за взрослую корову. По этой же причине и свиней до полного веса не выращивали. Мясо ели в основном по праздникам. На зиму резали пару овец. Отец делал подобие мешка из нутряного сала и набивал его кусочками соленой баранины. Мясо сохранялось несколько месяцев. Мама клала его вместе с жиром в суп или щи — считай, праздник!

Хлеб пекли в домашней печи. Вкусный, хороший хлеб. Но ближе к весне приходилось разбавлять ржаную муку ячменной, и хлеб становился жестким, невкусным. В общем, жили, как повсюду в России. Друг другу помогали, а замков в нашем селе в те годы отродясь на двери домов не вешали. Если все куда-то уходят, палочку в щеколду вставят, вот и весь замок. И праздники отмечали, и молодежь на гулянки собиралась. Нормально жили, если не ныть. Кстати, спиртным в селе не баловались. Выпивали в основном по праздникам, иногда в воскресенье, если работы немного было. Пили в основном брагу, реже — самогон и совсем редко водку.

Вспоминаю и думаю: нормальная жизнь была, если только тяготы да нехватки без конца не вспоминать. А тяготы нам еще предстояли. Такие, о которых и не гадали…

Война обрушилась внезапно. Мы, мальчишки, радовались, как дурачки, мечтали: будем фашистов бить, ордена зарабатывать. А матери навзрыд плакали. С первых дней взрослые почувствовали, что долгой и страшной будет война и многие с нее не вернутся. А вскоре пошли похоронки.

Меня должны были забрать в армию по возрасту в начале 1942 года, но я и еще несколько десятков ребят и мужиков из окрестных деревень работали на строительстве железнодорожного моста через реку Сэпыч. Я возил на подводе гальку, песок, продукты, суп, кашу в термосах. Считался нужным работником, хоть и стремился на фронт. Мост был важным военным объектом.

В армию я был призван, как значится в моей красноармейской книжке, 9 октября 1942 года. Может, эти месяцы и спасли мне жизнь. Сколько моих ровесников погибли в страшной мясорубке сорок второго года, во время бездарного наступления под Харьковом маршала-героя Тимошенко в компании с будущим главой страны Хрущевым. И позже сотнями тысяч погибали солдаты и командиры во время отступления на юг, к Дону, к Кавказу, в битве за Сталинград.

В ноябре 1942 года наш эшелон прибыл в город Свердловск (ныне Екатеринбург). Нас стали учить на связистов. Скажу, что учеба была организована хорошо. Мы, две учебные роты, занимали двухэтажную казарму. В шесть — подъем, зарядка, завтрак и до обеда занятия в поле или учебном классе. Учились премудростям полевой телефонной связи, без которой не может существовать ни одно подразделение.

Вроде простая вещь — стоят столбы вдоль дороги, на них изоляторы и нити проводов. Но не так все просто оказалось, когда сами за работу взялись. Теорию прошли, давай практику! Пилы, топоры, ломы, кирки, лопаты. Лес большой, выбирай нужную сосну, ошкуривай. Помню, первый столб поставили, а сержант, командир отделения, его плечом поддел и свалил. Надо яму глубже рыть, второй столб-подпорку проволокой прикрутить и трамбовкой изо всех сил мерзлую почву уплотнять.

Мороз под тридцать, а от нас пар валит. Кажись, нормально. Кажись…

— А ну, качните, — скомандовал сержант.

Качнули. Как гнилой зуб, наш столб шатается, а у нас сил нет. Темнеет.

— Ладно, одевайтесь. Завтра не уйдете, пока как следует не сделаете.

Вот так и учились. Протянули линию. Теперь изоляторы ввинчивать. Кто из мальчишек не помнит, как электрики на «кошках» по гладкому столбу взбираются? Полминуты — и он наверху. А у нас слабо получается. Соскальзываем, пыхтим. Кто нос разобьет, кто метров с четырех шмякнется. Ведут бедолагу в санчасть. Залеживаться не давали. Через день-два снова лезь. Потом учились в мерзлое дерево изоляторы ввинчивать, тянуть линию. Движок на две роты имелся. Учились контактной сварке. Ну, и полевую связь постигали. Катушка с полпуда на спине, и дуй вперед. Обрыв! Зачищай лежа концы и дальше иди. Или ползи. Смотря какая задача и где ты по учебному плану находишься. На «передовой» только ползком.

Два раза в неделю — стрелковая подготовка. Винтовку Мосина, нашу знаменитую трехлинейку, мы изучили до винтика. Пару раз в месяц ходили на стрельбище. Обычно выдавали по три патрона. Большинство ребят стреляли и владели штыком неплохо. Никакого другого оружия мы не изучали. Уже на фронте я познакомился с автоматом ППШ, пулеметом Дегтярева, трофейными автоматами.

Кормили хоть и однообразно, но голодными мы не ходили. На завтрак — картошка или суп, ломоть хлеба и сладкий чай. На обед — щи, суп с кусочками мяса или консервированной рыбой и каша: перловая, ячменная, пшенная. Ну и ужин — суп или каша, чай.

Очень много времени тратили на изучение уставов. Там надо было многое запоминать, зазубривать наизусть. А мы даже название уставов забывали. С утра учеба вроде ничего шла, а если после обеда, то засыпали. Один носом клюнул, второй, глядишь, уже полвзвода спит, аж похрапывают. Вдруг громкая