то что пролежал в госпитале около двух месяцев, в справке прочитал: «легкие осколочные ранения». Ничего себе легкие! Восемь осколков. Все бедро располосовали, пока последний кусок железа достали.

Я шел на фронт со смешанным чувством. Госпиталь надоел хуже горькой редьки. Но мысли о том, что снова дадут пулемет, буду постоянно под огнем, тревожили и даже пугали. Опять кантовался в запасном полку, который остался в памяти тесно набитыми казармами, строевой подготовкой и очень плохой кормежкой. Теперь я уже рвался на фронт. Там, по крайней мере, нет муштры, забора с колючей проволокой и кормят нормально.

Снова попал в стрелковый полк, который вскоре перебросили на северо-запад. Освобождал Белоруссию, Польшу. Командовал отделением, затем присвоили звание «старший сержант» и назначили помощником командира взвода. В конце июля, недалеко от Варшавы, получил тяжелое ранение. Не дошел до реки Висла километров десяти.

Будь она неладна, эта Польша и Висла! Сколько могил оставили, не сосчитать. Обидно сознавать, что на нас как на врагов там сейчас смотрят. Ведь, освобождая Польшу, погибли 600 тысяч советских солдат и офицеров. Подвыпив, пою иногда:

В полях за Вислой сонной, Лежат в земле сырой, Сережка с Малой Бронной И Витька с Моховой…

Может, слова перевираю, но песня мне нравится. За душу берет. Ну, ладно. А теперь про тот последний бой.

Попал под раздачу крепко. Во взводе оставалось человек тринадцать. Немцы оседлали высотки, мы их оттуда выбивали. Нам хорошо помогали самоходки СУ-122. Вместе с полковой артиллерией они разбивали укрепления, минометные батареи. Раза два атаковали неудачно. Потом подошли танки. Они на полном ходу смяли оборону, следом подошли мы. Гляжу, там «тридцатьчетверка» горит, подальше вторая, третья…

Четвертую на буксире в тыл тащат. Самоходкам тоже досталось. Броня у них слабоватая. Одна взорвалась, ее, как консервную банку, разворотило. Мимо пробегаю, гляжу, куски тел лежат. Их там пять человек было, ни одного целого тела не осталось. Вздохнул, побежал дальше.

Немецкие траншеи разворочены, всё с землей смешано. Ребята повеселели, а тут немецкие снаряды посыпались. Где, какой снаряд взорвался, не помню. Ударился лицом о землю с такой силой, что из носа кровь брызнула. Думал, споткнулся. Приподнялся, а левая рука подломилась. Снова ее перебили. На этот раз ниже локтя. Потерял сознание, очнулся, меня санитары на повозку грузят. Голый по пояс, весь перебинтованный. Пытаюсь кричать: «Гимнастерка! Там документы, комсомольский билет, награды». Из горла только шипение. Санитары меня поняли. Подсунули ближе гимнастерку, а она липкая, вся в крови.

Кроме руки, осколки повредили легкое, сломали два ребра, насквозь пробили ногу. Меня сразу отправили в госпиталь. Сделали одну, вторую операцию. Пролежал месяца три, затем отправили в легочный санаторий под Сочи. Уже решался вопрос о комиссовании по инвалидности. Я в санаторий ехать не хотел. Просил, если решили комиссовать, отправьте домой. Нет, езжай в санаторий! Так закончилась для меня война. Какие награды имею? В Сочи ехал с медалями «За оборону Сталинграда» и «За боевые заслуги». Позже получил медаль «За победу над Германией» с профилем Сталина. Любое воспоминание о покойном вожде у некоторых вызывает раздражение. А что Сталин? Меня воспитали на уважении к нему. Кто после Сталина страной рулил, послабее будут.

В Сочи чуть не женился. Познакомился с женщиной, звали Зина. Она в санатории работала, имела свой дом, дочь три года. Пока восстанавливал здоровье, несколько раз проходил медицинское обследование. Наконец убедились, что для войны я не годен. Левая рука двигалась плохо, легкое толком не заживало. Дали третью группу инвалидности. Спрашивают: «Куда проездные выписывать?» Я хотел ответить, мол, никуда. Здесь остаюсь. Вдруг подумал про маму, сестренок, сердце защемило. Отвечаю: «Выписывайте в Сталинград».

Подруга меня не отпускала. Куда ты поедешь, тебя в поезде задавят. Я твердо настроился ехать, обещал вернуться. Зина на прощание сказала: «Не вернешься ты, сердцем чую». Но проводила хорошо, мешочек грецких орехов дала, мандаринов, еды на дорогу. Мандарины в толкучке раздавили, а орехи довез. Был февраль сорок пятого года. Сталинград я не узнал, сплошные развалины. Дошел до своего дома, он весь скособоченный, бревнами подпертый. Перед домом огромная воронка, заполненная грязным льдом. Сестренки выросли — не сразу узнаешь. Невестами стали, а у мамы седые волосы появились. Бабушка ничего, держалась, кинулась еду готовить. Засиделись за столом до ночи, наговориться не могли.

Проходили дни, недели. Я чувствовал себя неуютно в своем родном городе. Словно на кладбище попал. Большинство друзей (не говоря про отца и брата) пропали на войне. Домишко наш рушился, ремонтировать было нечем, целой доски не найдешь. Кроме того, очень плохо было с питанием, топливом для печки. Немцы все дерево пожгли, пока в окружении сидели. Я устроился слесарем на автобазу, где раньше работал отец. Здесь случайно познакомился с бригадиром из поселка Красный Яр Котельниковского района.

Стал он меня переманивать в свой поселок. Мол, там слесари в гараже очень нужны. Колхоз дом выделит, питание в селе лучше, вокруг сады, рыбы много, рядом Дон. Обещал подумать. Глянул на себя в зеркало — кожа да кости. В домишке холодина, у меня постоянный кашель, легкое не заживает. Иногда пятна крови на платке оставались. Вспомнил про Сочи, вздохнул. Там климат целебный. Но не потащишь же туда всю семью? Бросать своих я не хотел, единственный мужик остался.

В общем, в начале лета сорок пятого переехали мы на Дон, где я вскоре женился, родились два сына и дочь. Сестренки замуж вышли. Годы быстро летят. Иногда бываю в Волгограде. Однако больше чем на день-два не задерживаюсь. Слишком многое напоминает о прошлом, о погибших родных и друзьях. Мои ровесники почти все с войны не вернулись. Наш овраг понемногу засыпают землей, возводят дома. На месте бывшего поселка и густой рощи поставили многоэтажный гараж. Недавно даже церковь недалеко от нашего исчезнувшего дома появилась. У детей уже свои дети. Дай им Бог не видеть войны!

Я прошел штрафную роту

Первая атака закончилась неудачей. Огонь был такой сильный, что мы намертво застряли посреди нейтралки. Приказы на отход штрафникам давали редко. Только вперед! Ситуация складывалась настолько безнадежной, что сверху решили сохранить хотя бы половину роты. Для новой атаки. Так судьба подарила многим из нас еще один день жизни.

Малыгин Н. В.

Николай Васильевич Малыгин — мой земляк, родом из села Коржевка Инзенского района Ульяновской области. Собирать материалы о фронтовиках сейчас непросто. Затрудняет общение возраст собеседников, порой раздражение пожилых людей, которые чувствуют себя забытыми. И просто нежелание вспоминать о страшных днях войны. В большей степени это касается городских жителей. С сельскими земляками попроще. Они с серьезностью относятся к моей работе. Мы подолгу беседовали с Николаем Васильевичем. Он рассказал мне свою военную судьбу и даже поделился воспоминаниями о пребывании в штрафной роте. Эту страницу биографии он не то чтобы скрывал, но старался о ней не упоминать. «Ну, уж если начал писать, пиши тогда всё», — подумав, объявил Николай Васильевич.

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату