туалетным столиком и расчесывала волосы. Обычно это делала камеристка, но, поскольку леди Беатрис целыми днями не выходила из спальни и необходимость одеваться к обеду отпала, она теперь предпочитала расчесываться сама.
— Что? — тихо спросила леди Беатрис. — Что случилось? Септимус, тебе стало хуже?
— Нет, моя дорогая. — Он приблизился к ней. Я почти здоров. Но случилось нечто очень серьезное, и тебе придется принять решение. Я пришел, чтобы поддержать тебя.
— Решение? Что ты имеешь в виду? — Леди Беатрис была испугана. Она перевела взгляд с брата на Эстер. — Эстер! Что это значит? Вы что-нибудь узнали, да?
Немой вопрос застыл в ее глазах.
— Леди Мюидор, — мягко начала Эстер. Затягивать разговор было бы жестоко. — Вы говорили, что перед смертью Октавия зашла к вам в комнату пожелать доброй ночи.
— Да… — произнесла она почти шепотом.
— И что кружево на плече ее пеньюара было порвано?
— Да…
— Вы абсолютно в этом уверены?
Леди Беатрис была настолько озадачена, что даже на время забыла о своем страхе.
— Конечно. Я предложила ей починить его… — Ее глаза невольно наполнились слезами. — Я починила… — Она судорожно сглотнула и попыталась успокоиться. — Я починила кружево той ночью — до того, как легла спать. Я очень хорошо справилась с этим.
Эстер захотелось нежно взять ее руки в свои, но она понимала, что, учитывая предстоящий удар, это будет равносильно поцелую Иуды.
— Вы можете поклясться в этом — своей честью?
— Да, конечно… Но кому это нужно… теперь?..
— Ты уверена в этом, Беатрис? — Септимус неуклюже опустился перед ней на колени и взял ее за руки. — Ты не откажешься от своих слов, когда узнаешь, что они означают?
Она воззрилась на него.
— Но это правда! Что они могут означать, Септимус?
— Что Октавия покончила жизнь самоубийством, моя дорогая, и что Араминта с кем-то нам еще не известным скрыли это, чтобы уберечь честь семьи.
Странно, но суть случившегося Септимус изложил одной-единственной фразой.
— Самоубийство? Но почему? Гарри погиб еще… два года назад!
— Потому что только в тот день она узнала всю правду о его смерти. — Щадя чувства сестры, Септимус не стал вдаваться в подробности. — Она не смогла этого вынести.
— Но, Септимус! — У Беатрис перехватило горло, она едва выговорила: — Ведь Персиваль был повешен за убийство!
— Я знаю, моя дорогая. Потому-то мы и не должны молчать.
— Кто-то в моем доме… в моей семье… сознательно убил Персиваля?
— Да.
— Септимус, я этого не вынесу!
— Придется вынести, Беатрис, ничего не поделаешь. — Голос его был мягок, но дрожи в нем не слышалось. — Мы не можем оставить все как есть. Будет только хуже, если мы попытаемся так сделать.
Беатрис вцепилась в руку брата и взглянула на Эстер.
— Кто это был?
Голос ее стал жестче.
— Араминта, — ответила Эстер.
— И кто-то еще?
— Да. Но я не знаю, кто помогал ей.
Беатрис закрыла лицо руками, и Эстер поняла: леди Мюидор знает, кто второй. Однако спросить она не посмела. Вместо этого она мельком взглянула на Септимуса, повернулась и медленно направилась к двери. Спустившись по главной лестнице, Эстер открыла парадную дверь и вышла на улицу, где стоял под дождем Монк.
Не обращая внимания на холод и на то, что волосы и одежда промокли насквозь, она рассказала ему обо всем.
Монк передал новости Ивэну, Ивэн — Ранкорну.
— Чепуха! — в бешенстве рявкнул Ранкорн. — Абсолютная чепуха! Как такой вздор вообще мог прийти вам в голову? Дело об убийстве на Куин-Энн-стрит закрыто. Занимайтесь своим новым расследованием, и чтобы я больше ничего подобного не слышал, иначе у нас будут крупные неприятности! Я достаточно ясно выражаюсь, сержант Ивэн? — Вытянутое лицо его налилось кровью. — По-моему, вы слишком долго проработали с Монком. Чем быстрее вы забудете эти его штучки, тем успешнее пойдет ваша служба в полиции.
— Вы даже не собираетесь поговорить с леди Мюидор? — настаивал Ивэн.
— Черт побери, Ивэн! Да что это с вами? Конечно, нет. А теперь идите и займитесь делом.
Ивэн выпрямился, в груди его кипел гнев, но он все же сдержался и, резко повернувшись, вышел. Однако вместо того, чтобы пойти к своему новому инспектору или заняться распутыванием порученного дела, Ивэн взял кеб и направился прямиком в адвокатскую контору Оливера Рэтбоуна.
Рэтбоун принял его сразу же, как только закончил беседу с неким весьма словоохотливым клиентом.
— Да? — обратился он к сержанту с нескрываемым интересом. — Что случилось?
Коротко и ясно Ивэн изложил ему все, что удалось узнать Эстер. Рэтбоун внимательно выслушал его. Сначала лицо адвоката выразило изумление, затем — испуг и гнев. Каким бы юным и неопытным ни был Ивэн, он ясно видел, что Рэтбоуном владеет не только профессиональное любопытство.
Затем сержант передал мнение Монка и в заключение поведал о реакции Ранкорна.
— В самом деле, — задумчиво молвил Рэтбоун. — Что ж… Очень тонко, но кое для кого может обернуться достаточно толстой веревкой. И достаточно крепкой.
— Что вы предпримете? — спросил Ивэн. — Ранкорн не допустит нового расследования по этому делу.
Адвокат одарил его обаятельной улыбкой.
— Вы полагаете, он настолько всесилен?
— Нет, но…
Ивэн пожал плечами.
— Я обращусь сразу в министерство. — Ранкорн закинул ногу на ногу и скрестил руки на груди. — Расскажите мне все с самого начала — и как можно подробнее.
Ивэн послушно исполнил его просьбу.
— Благодарю вас. — Рэтбоун встал. — А теперь — не согласитесь ли вы сопровождать меня? Я сделаю что могу, и, если все сложится удачно, вы прихватите с собой констебля, и мы с вами произведем арест. Чем раньше — тем лучше. — Лицо его потемнело. — Насколько я понял из ваших слов, леди Мюидор уже в курсе, какая гроза надвигается на ее семейство.
Рассказав обо всем Монку, Эстер с неохотой вернулась в дом — мокрая, продрогшая, не знающая, как объяснить свою отлучку. На лестнице ее встретила Араминта.
— Господи! — сказала Араминта изумленно и недоверчиво. — Вы что, принимали ванну не раздеваясь? Как вам пришло в голову выскочить под дождь без накидки и капора?
Эстер попыталась что-нибудь придумать — и не смогла.
— Ужасная глупость с моей стороны, — сказала она, словно это могло быть оправданием.
— Действительно! — согласилась Араминта. — О чем вы думали?
— Я… э…
Глаза Араминты сузились.
