скончаться в мире и покое.
— Это жестоко, — сказала Эстер, задетая его репликой. — Я никогда никому не растравляла душевных ран, если они были настоящими…
— О! — Монк трагически поднял брови. — Вы полагаете, мои нынешние затруднения вымышлены?
— Конечно, ваши затруднения вполне реальны, — сказала Эстер. — Но горевать над ними бесполезно. У вас талант, хоть вы и потерпели неудачу в деле об убийстве на Куин-Энн-стрит. Вы должны научиться зарабатывать с помощью своего таланта. — Она наконец-то приблизилась к главной теме. — Уверена, что есть масса дел, с которыми полиция не может справиться или просто не видит в них состава преступления. И разве мало случаев, когда полиция по ошибке арестовывает невинных людей?.. — Мысли Эстер невольно вернулись к Персивалю и, не дожидаясь ответа на только что заданный вопрос, она заговорила торопливо: — Что мы теперь можем сделать для Персиваля? Я сегодня утром говорила с леди Мюидор, и, по-моему, у нее до сих пор остаются тягостные сомнения, имел ли он вообще отношение к убийству Октавии.
Официант наконец позволил себе напомнить о своем существовании, и Монк заказал для Эстер чашку шоколада, настояв — скорее бесцеремонно, нежели галантно, — на том, что заплатит сам.
— Полагаю, вам стоит продолжить ваши наблюдения, — молвил он, когда заказ принесли и Эстер принялась за ароматный дымящийся напиток. — Хотя я до сих пор не могу сказать с полной уверенностью, на ком именно следует сосредоточить внимание.
— Мне кажется, на Майлзе Келларде, — задумчиво отозвалась Эстер. — Или на Араминте… если Октавия, вопреки тому, что о ней говорят, не слишком противилась домогательствам Майлза. Араминта, узнав о свидании, могла заранее взять на кухне нож, замышляя именно убийство.
— Тогда об этом должен знать и Майлз Келлард, — возразил Монк. — Или хотя бы подозревать. А судя по вашим рассказам, он ее побаивается, а она его — нет.
Эстер улыбнулась.
— Если бы ваша жена убила ножом вашу любовницу, вы бы тоже изрядно нервничали, не так ли? — Впрочем, Эстер и сама чувствовала, что аргумент неубедителен. Да и Монк тоже это чувствовал — судя по выражению его лица. — Или, может быть, все-таки Фенелла? — продолжала Эстер. — У нее вполне хватит духу, имей она мотив.
— Вряд ли она приревновала Октавию к лакею, — заметил Монк. — И я сильно сомневаюсь, чтобы Октавия могла разузнать о ней что-либо такое, за что сэр Бэзил решился бы выгнать сестру из дома. Разве что вне нашего внимания осталась целая область прошлого Фенеллы.
Эстер допила шоколад и поставила чашку на блюдечко.
— Ну, я еще пока работаю на Куин-Энн-стрит, а леди Мюидор вряд ли оправится окончательно в ближайшие дни. Так что время для наблюдений у меня есть. Значит, вы не можете посоветовать, на кого мне обратить особое внимание?
— Нет, — резко сказал Монк. Затем уставился на свою опустевшую чашку. — Возможно, виновен все- таки Персиваль. Мало ли что мне кажется! Доказательств его непричастности у меня ведь тоже нет. Мы должны уважать не только факты, но и законы. Иначе определения вины и невиновности будут основываться лишь на наших с вами впечатлениях. Должно существовать нечто более весомое, чем простая человеческая убежденность, а иначе мы снова скатимся к варварству.
— Конечно, он может оказаться виновным, — тихо сказала Эстер. — Я это знала и раньше. Но я должна хотя бы удостовериться в этом, пока есть возможность, пока я еще работаю на Куин-Энн-стрит. Если мне удастся обнаружить что-нибудь новое, я напишу вам. Ведь ни вы, ни сержант Ивэн, насколько я понимаю, в доме больше не появитесь. Куда мне послать письмо, чтобы никто не догадался, кому оно адресовано?
На секунду он пришел в замешательство.
— Я не отправляю сама свою корреспонденцию, — нетерпеливо пояснила Эстер. — И вообще редко покидаю дом. Я оставляю письма на столе в холле, а отправляет их либо лакей, либо посыльный.
— О, конечно… Посылайте письма на имя мистера… — Монк подумал, затем усмехнулся. — Мистера Батлера. По моему адресу на Графтон-стрит. Я не съеду оттуда еще несколько недель.
Эстер понимающе кивнула, встала и вышла из кондитерской. Она не сказала ему, что остаток свободного времени намерена потратить на визит к Калландре Дэвьет. Монк бы немедленно заподозрил, что речь там пойдет о нем, и не ошибся. А заподозрив, гордо отказался бы от помощи.
— Что? — Калландра была потрясена, затем гневно сдвинула брови и тут же расхохоталась. — Да, в благородстве чувств ему не откажешь — не то что в благоразумии.
Они сидели в гостиной у камина, и холодное зимнее солнце светило в окна. Новая горничная — худенькая девушка с изумительной улыбкой, сменившая недавно вышедшую замуж Дейзи, принесла им чай и сдобные лепешки с маслом. Угощение не совсем обычное в это время дня, зато весьма приятное в такую холодную пору.
Новую горничную, как уже догадывалась Эстер, звали Мартой.
— А чего бы он добился, если бы подчинился приказу и арестовал Персиваля? — вступилась за Монка Эстер. — Мистер Ранкорн так или иначе посчитал бы дело закрытым, да и сэр Бэзил настоял бы на прекращении расследования. Даже если бы речь зашла о поиске новых доказательств вины Персиваля. Все считают, что ножа и пеньюара вполне достаточно.
— Возможно, ты и права, — согласилась Калландра. — Но какая горячая голова этот ваш Монк! Сначала дело Грея, теперь еще и это! Мне кажется, у него не больше здравого смысла, чем у тебя. — Она потянулась за очередной лепешкой. — Вы оба попытались взять дело в свои руки, а в итоге лишились средств к существованию. Что он намерен делать дальше?
— Не знаю, — Эстер развела руками. — Да я и сама не знаю, что буду делать, когда леди Мюидор поправится окончательно. Не идти же в компаньонки к состоятельной даме, которая вечно будет придумывать себе болезни, капризничать и по малейшему поводу падать в обморок! — Острое чувство горечи внезапно овладело Эстер. — Калландра, что со мной сталось! Я вернулась из Крыма с желанием работать не покладая рук, посвятить себя реформам в нашей медицине, многого добиться… Я хотела видеть наши больницы чистыми и благоустроенными. — Эти мечты теперь даже ей самой казались радужным несбывшимся сном. — Я собиралась доказать, что уход за больными — благородное дело, требующее добросердечных, умелых, грамотных и самоотверженных женщин. Что сиделка, только и умеющая убирать мусор да подносить инструмент хирургу, — это вчерашний день. Неужели все впустую?
— Нет, моя милая, — мягко сказала Калландра. — Просто ты привыкла к тому, что на войне все делается быстро. Ты не учитываешь чудовищную инертность мирного времени и чисто английскую любовь к традициям, какими бы глупыми они ни казались. Говорят, наше время — это век великих перемен, и так оно и есть. Это расцвет нашей изобретательности, нашего благосостояния, расцвет свободы мысли. — Она покачала головой. — Но все это было достигнуто ценой огромных усилий и беспощадной борьбы. Да иначе и быть не может. Нам еще предстоит преодолеть всеобщую уверенность в том, что женщина способна лишь музицировать, рисовать, ублажать мужа, растить детей, заниматься благотворительностью да щебетать в обществе себе подобных! — Легкая улыбка сожаления коснулась губ Калландры. — И никогда, ни при каких обстоятельствах ты не должна отстаивать свою точку зрения перед джентльменами и загонять их в тупик своими доводами. Это опасно, это ставит их в неловкое положение.
— Вы надо мной смеетесь, — упрекнула ее Эстер.
— Только слегка подтруниваю, моя милая. Если мы не найдем тебе подходящего места в больнице, значит, снова устроишься сиделкой к частному лицу. Я напишу мисс Найтингейл — посмотрим, что она посоветует. — Лицо Калландры омрачилось. — А вот положение мистера Монка куда сложнее. Чем он может еще заняться, кроме сыска?
Эстер на мгновение задумалась.
— Боюсь, что ничем.
— Тогда ему придется заниматься сыском. Несмотря на последнюю неудачу, полагаю, он весьма талантливый детектив. А зарывать в землю данный Богом талант — это преступление.
Калландра подвинула блюдо поближе к Эстер, и та взяла лепешку.
— И раз он не может служить в полиции, пусть займется частным сыском. — Калландра сама подошла
