одеяние. И найдено оно было в комнате Персиваля. У Монка перехватило дыхание.

— Вот вам и Майлз Келлард, — сказал Ивэн, сглотнув. Он положил нож и испятнанный кровью шелк на край кровати и отдернул руку, словно боясь обжечься.

Монк сложил в прежнем порядке вещи, которые он осматривал за секунду до этого, и выпрямился.

— Почему Персиваль все это здесь оставил? — медленно произнес он. — Что за черт?

Ивэн нахмурился.

— Ну, я полагаю, он собирался избавиться от этих вещей, но пока не сумел сделать это незаметно. Они в крови, а кто-нибудь мог попасться ему навстречу…

— Кто, черт возьми?

Лицо Ивэна стало тревожным, глаза потемнели, губы скривились, словно от боли.

— Не знаю! Кто-нибудь ночью в коридоре…

— С ножом или без ножа — как бы Персиваль объяснил свое присутствие в коридоре? — настаивал Монк.

— Не знаю! — Ивэн потряс головой. — Как бы поступил лакей в этом случае? Сказал бы, что слышал шум, заподозрил в доме вора… Почудилось, что стучат в дверь… Я не знаю. Но это все при условии, что у него в руках не было бы ножа, да еще и окровавленного.

— Гораздо проще было оставить нож в спальне Октавии, — возразил Монк.

— Может, он прихватил его неосознанно? — Ивэн посмотрел Монку в глаза. — Выбрался из спальни и тогда только обнаружил, что нож у него все еще в руке. Сначала он просто был в панике. А когда шел по коридору, возвращаться в спальню было уже поздно…

— А пеньюар? — сказал Монк. — Он ведь завернул нож в пеньюар, причем явно умышленно. Где же тут паника, о которой вы твердите? Зачем он унес с собой нож? Это бессмыслица!

— Для нас — да, — медленно проговорил Ивэн, глядя на скомканный шелк. — Но для него это, должно быть, имело смысл.

— И за все это время он не нашел возможности избавиться от улик? — Монк скривился. — Не мог же он забыть про них!

— А какое тут еще можно придумать объяснение? — беспомощно сказал Ивэн. — Нож-то здесь.

— Да… Только неизвестно, сам ли Персиваль его сюда положил. И почему мы не нашли его, когда искали драгоценности?

Ивэн покраснел.

— Ну, я не вынимал тогда ящик целиком и не заглядывал за него… как мне кажется. И боюсь, констебль тоже этого не делал. Честно говоря, я был убежден, что никаких драгоценностей тут быть не может… Да и серебряная ваза здесь не поместилась бы.

Ивэну было неловко.

Монк скорчил гримасу.

— Даже если бы вы туда заглянули, вы бы там ничего не нашли… полагаю. Я не знаю, Ивэн. Все это выглядит так… глупо! Да. Персиваль заносчив, груб, презирает окружающих, особенно женщин, у него водятся непонятного происхождения деньги, если судить по гардеробу… Но он не дурак! Зачем бы он стал прятать такие улики у себя в комнате?

— Заносчив? — с надеждой переспросил Ивэн. — Может, он считал нас такими тупицами, что чувствовал себя в безопасности и ничего не боялся? Кстати, до сегодняшнего дня он имел для этого все основания.

— В том-то и дело, что боялся, — возразил Монк, вспомнив бледное лицо и пот на лбу Персиваля. — Я говорил с ним и видел, как он напутан! Напуган до такой степени, что пытался утопить всех, кого мог, лишь бы выплыть самому: прачку, Келларда, даже Араминту.

— Я не знаю! — Ивэн недоумевающе покачал головой. — Но миссис Боден скажет нам, что это ее нож, а миссис Келлард подтвердит, что это… Как он называется?

— Пеньюар, — подсказал Монк.

— …что это пеньюар ее сестры. Мне думается, нам лучше доложить сэру Бэзилу о нашей находке.

— Да.

Монк взял нож, снова завернул его в шелк и двинулся к дверям. Ивэн последовал за ним.

— Вы собираетесь арестовать его? — спросил Ивэн, когда они спускались по лестнице.

— Не уверен, что этих улик достаточно, — задумчиво сказал Монк. — Их мог подбросить в комнату кто угодно, а чтобы хранить их у себя, нужно быть идиотом.

— Но они были достаточно хорошо спрятаны.

— Зачем вообще их хранить? — настаивал Монк. — Это глупо! Персиваль для этого слишком хитер.

— Тогда кто? — Возражения у Ивэна кончились, и он был слишком взволнован своей ужасной находкой. — Прачка? Вдруг она так ревновала, что не только убила Октавию, но еще и подбросила в отместку улики в комнату Персиваля?

На лестничной площадке, глядя на полицейских широко раскрытыми глазами, стояли Мэгги и Энни.

— Все в порядке, девушки, вы отлично справились с заданием. Спасибо, — сказал им Монк с вымученной улыбкой. — Можете возвращаться к своей обычной работе.

— Вы что-то нашли?

Энни во все глаза уставилась на шелковый сверток в его руке, лицо у девушки было бледное и испуганное. Мэгги с точно таким же выражением выглядывала из-за плеча подруги.

Лгать не имело смысла; они бы все равно скоро узнали.

— Да, — сказал Монк. — Мы нашли нож. А теперь беритесь за работу, а то за вас возьмется миссис Уиллис.

Имя экономки подействовало, как заклинание. Девушки кинулись за выбивалками для ковров и за метелками; их длинные серые юбки последний раз мелькнули в конце коридора и скрылись за углом.

Сэр Бэзил ожидал обоих полицейских за столом в кабинете. Он принял их немедленно. Поднял от бумаг сердитое лицо, сдвинул брови.

— Да?

Монк прикрыл за собой дверь.

— Мы нашли нож, сэр. И шелковую одежду — насколько я понимаю, пеньюар. Все со следами крови.

Сэр Бэзил медленно выдохнул, но выражение его лица почти не изменилось.

— Понимаю. И где вы их нашли?

— За ящиком комода в комнате Персиваля, — ответил Монк, пристально глядя на него.

Если сэр Бэзил и был удивлен, то чувств своих постарался не выдавать. Его тяжелое лицо с коротким мясистым носом и морщинами по углам рта осталось внимательным и усталым. Поистине поразительно! Несколько недель его семья была погружена в скорбь и охвачена взаимными подозрениями. И вот наконец это бремя пало с плеч, и кто как не сэр Бэзил должен был ощутить неслыханное облегчение! Каким бы чопорным и заносчивым аристократом он ни был — он не мог не сознавать, что виновным может оказаться и муж его дочери. А ведь сэр Бэзил и Араминта (Монк не раз это замечал) были действительно привязаны друг к другу. Она единственная в семье унаследовала от отца властность, чувство собственного достоинства и несгибаемую волю. Хотя Монк не мог судить об этом с полной уверенностью, поскольку никогда не видел Октавию. Правда, было известно, что за ней водилась слабость к спиртному и что она слишком горячо любила своего мужа, если это, конечно, можно назвать слабостью. Не исключено, что именно сэр Бэзил и Араминта осуждали ее брак с Гарри Хэслеттом.

— Полагаю, вы собираетесь арестовать его? — Эту фразу даже трудно было назвать вопросом.

— Пока нет, — медленно проговорил Монк. — Тот факт, что нож и пеньюар были найдены в его комнате, еще ни о чем не говорит. Их могли и подкинуть.

— Что? — Лицо сэра Бэзила потемнело от гнева, он подался чуть вперед. Другой бы на его месте вскочил, но сэру Бэзилу Мюидору не пристало вставать перед слугами и полицейскими, тем более что