то узнать о ней в тот день. Возможно, именно на это она и намекала в разговоре с Септимусом. Еще проверьте, не найдется ли других свидетельств, что Майлз Келлард домогался близости с Октавией, кроме досужей болтовни слуг. По-моему, у них просто разыгралось воображение.

— Не командуйте мною, мистер Монк. — Эстер холодно взглянула на него. — Я вам не сержант.

— Констебль, мэм, — поправил он с улыбкой. — Вы самовольно присвоили себе очередное звание. Но в целом вы правы: вы действительно не констебль.

Эстер выпрямилась почти по-военному, лицо ее пылало гневом.

— В каких бы чинах я ни была, мистер Монк, но основная причина подозревать Персиваля в убийстве — это распространенное мнение, что он либо состоял в любовной связи с Октавией, либо этой связи домогался.

— И за это убил?

Монк с язвительным видом приподнял брови.

— Нет, — терпеливо продолжала Эстер. — Потому что он ей надоел и между ними вышла ссора, я полагаю. Или, возможно, убила прачка Роз — из ревности. Она любит Персиваля, хотя не думаю, что слово «любит» здесь уместно. Скорее, речь идет о менее зрелом чувстве. Однако не представляю, как вы сможете это доказать.

— Отлично. А то я уж было решил, что вы собираетесь меня научить.

— Я бы не взяла на себя смелость. Для этого мне следует дождаться хотя бы сержантских нашивок.

Эстер резко повернулась и, прошуршав юбками, вышла вон.

Вот нелепость! Совсем не так Монк представлял их разговор. Да, он не мог подавить в себе раздражение, общаясь с этим деспотом в юбке. Но сейчас он злился главным образом потому, что Эстер по сути была права. Монк понятия не имел, каким образом можно доказать вину Персиваля, если тот, конечно, и впрямь был виновен.

Ивэн в очередной раз допрашивал грумов, хотя вряд ли мог спросить их о чем-нибудь конкретном. Монк же, не выяснив ничего нового у Филлипса, послал за Персивалем.

На этот раз лакей заметно нервничал. Монк видел, что плечи Персиваля слегка приподняты и напряжены, руки дрожат, глаза бегают, а над верхней губой блестят капельки пота. Впрочем, это ничего не доказывало. Просто, будучи человеком сообразительным, Персиваль не мог не чувствовать общую враждебность, постепенно затягивающую петлю на его шее. Все были напутаны, и каждый понимал, что, чем скорее полиция предъявит кому-нибудь обвинение, тем скорее остальные смогут вернуться к нормальной жизни и ощутить себя в безопасности. Полиция уйдет, исчезнут мучающие каждого подозрения, и все они спокойно смогут глядеть друг другу в глаза.

— Вы красивый малый, — заметил Монк, оглядывая Персиваля с ног до головы, причем одобрения в его голосе не слышалось. — Видимо, привлекательная внешность — одно из условий приема на работу?

Прямой взгляд Персиваля не мог скрыть его тревоги.

— Да, сэр.

— Полагаю, у женщин вы пользуетесь успехом, не в том, так в другом смысле. Им ведь подавай приятную внешность, а?

На секунду губы Персиваля тронула усмешка.

— Да, сэр, время от времени.

— То есть чувствовали на себе нежные взгляды?

Персиваль чуть расслабился, плечи его слегка шевельнулись под ливреей.

— Бывало.

— Это вас не смущает?

— Да не слишком. К этому привыкаешь.

«Вот самодовольная свинья», — подумал Монк, и, возможно, вполне справедливо. Внешность Персиваля выдавала энергию и нахрапистость, которая, по мнению Монка, должна была волновать многих женщин.

— Наверное, приходится быть осмотрительным? — спросил он вслух.

— Да, сэр.

Напряжение покинуло Персиваля. Теперь он был весьма доволен собой и захвачен какими-то приятными воспоминаниями.

— Особенно если имеешь дело с леди, а не с простушкой-горничной, — продолжал Монк. — Должно быть, неловко, когда тобой интересуется благородная особа?

— Да, сэр… Приходится быть весьма осторожным.

— Воображаю, как ревнуют мужчины!

Персиваль был сбит с толку — он не забыл, с какой целью его пригласили сюда. Монк видел, что лакей силится понять происходящее, но пока не может.

— Не исключено, — осторожно ответил он.

— Не исключено? — Монк приподнял брови. Голос его зазвучал насмешливо и снисходительно. — Послушайте, Персиваль, будь вы джентльменом, неужели вы не воспылали бы ревностью, если бы ваша дама предпочла вам симпатичного лакея?

Персиваль расплылся в самодовольной улыбке, упиваясь возникшей перед ним картиной. Ни деньги, ни повышение по службе не могли так польстить его мужскому самолюбию.

— Да, сэр, полагаю, что воспылал бы.

— Особенно если речь идет о такой хорошенькой женщине, как миссис Хэслетт?

Персиваль смутился.

— Она была вдовой, сэр. Капитан Хэслетт погиб на войне. — Лакей неловко переступил с ноги на ногу. — И серьезных поклонников у нее никогда не было. Она вообще ни на кого смотреть не хотела — все горевала по своему капитану.

— Но она была молодая женщина, красивая, привыкшая к семейной жизни, — напирал Монк.

Лицо Персиваля вновь прояснилось.

— О да, — согласился он. — Однако она не собиралась снова замуж. И потом, никто мне не угрожал, это ведь ее убили! Тут и близко не было никакого ревнивца. Вы же сами говорите, что в дом той ночью никто не проникал.

— А если бы проник, у него имелись бы причины для ревности? — Монк состроил мину, как если бы ответ мог оказаться ключом к разгадке тайны.

— Ну… — Губы Персиваля скривились в довольной усмешке. — Да… Полагаю, да. — Он с надеждой уставился на Монка. — Кто-то в самом деле проник сюда, сэр?

— Нет. — Монк вновь был предельно серьезен. — Я просто хотел узнать, была у вас с миссис Хэслетт любовная связь или нет.

Внезапно Персиваль все понял, и кровь отхлынула от его лица. Он поискал подобающие случаю слова, но смог лишь издать невнятный горловой звук.

На мгновение Монк ощутил ликование: он загнал зверя, и это победное чувство было хорошо знакомо ему, несмотря на утрату памяти. Но он тут же возненавидел себя за то, что в нем вновь пробудился человек, которого он успел невзлюбить за время изучения составленных им самим отчетов. Люди восхищались им или трепетали от страха. Только вот друзей у него не было.

И все же этот надменный лакей вполне мог убить Октавию Хэслетт — в припадке похоти и мужского тщеславия. Не отпускать же его ради успокоения собственной совести!

— Она что, передумала? — спросил он с презрением. — Вспомнила вдруг, что неприлично заводить шашни с лакеем?

Персиваль пробормотал проклятие, затем подбородок его вздернулся, глаза вспыхнули.

— Вовсе нет, — заносчиво сказал он, умело пряча свой страх. Голос его дрожал, но слова он выговаривал на удивление ясно. — Если уж кто и виноват, так это Роз, прачка. Она от меня без ума и ревнива, как черт. Вот она вполне могла пробраться с ножом в спальню и убить мисс Хэслетт. У нее были причины, а у меня нет.

— Вы настоящий джентльмен.

Монк скривился от отвращения, и, тем не менее, новой версией не следовало пренебрегать, и