Мюидоров. Первым ступал сэр Бэзил с дочерью Араминтой. Даже траурная вуаль не могла скрыть ее огненных волос и благородной бледности лица. Рука об руку они поднялись по ступеням, и непонятно было, кто кого при этом поддерживает.

Следующей шла леди Беатрис Мюидор под руку с Киприаном. Держалась она очень прямо, лица из-за вуали рассмотреть было невозможно, но чувствовалось, что плечи ее напряжены, и она дважды споткнулась. Киприан поддержал мать и что-то тихо сказал ей на ухо.

Чуть поотстав, поскольку прибыли они в отдельном экипаже, шли рядом Майлз Келлард и Ромола Мюидор. Эти двое даже ни разу не взглянули друг на друга. Ромола казалась весьма утомленной, шагала тяжело и слегка сутулилась. Ее лицо также полностью скрывала вуаль. Справа от нее, медленно, с рассеянным видом, шествовал Майлз Келлард. Лишь достигнув верхней ступени, он коснулся локтя спутницы — скорее из вежливости, нежели для поддержки.

Процессию замыкала Фенелла Сандеман в театрализованном траурном платье и шляпке, слишком нарядной для похорон, но, безусловно, прелестной. Талия Фенеллы была такой тонкой, что издалека фигуру тетушки Сандеман можно было назвать девичьей. Однако стоило ей подойти чуть ближе, и становились заметны неестественная чернота волос и блеклость кожи. Монк не знал, сочувствовать этой женщине или же восхищаться ее бравадой.

Следом за Фенеллой, что-то ей беспрерывно нашептывая, плелся Септимус Терек. В беспощадном дневном свете его лицо выглядело особенно усталым — лицо побитого человека, научившегося радоваться мелким победам, поскольку крупных ему уже никогда ни над кем не одержать.

Монк не сразу вошел в церковь, выжидая, пока мимо него пройдет вся прочая благоговейная, скорбящая и завистливая публика. Он слышал обрывки разговоров, исполненных сожаления, но чаще — гнева. Куда катится мир! Чем вообще занимается столичная полиция, если она могла допустить такое! Зачем мы им платим, если даже люди ранга Мюидоров могут быть зарезаны в собственной постели! Кто-нибудь должен обратить на это внимание министра внутренних дел и потребовать от него надлежащих мер!

Монк вполне мог себе представить их страх и гнев, а также все обвинения, которые дождем польются в самое ближайшее время. Уайтхолл выдержит настоящую осаду. Будут звучать успокаивающие заверения и соболезнования, а потом, когда лорды наконец уберутся восвояси, пошлют за Ранкорном и с холодным неодобрением, сквозь которое будет проступать самая настоящая паника, пожелают выслушать его подробный рапорт.

Ранкорн же вылетит от них в холодном поту, вне себя от унижения и тревожных предчувствий. Он не любит оставаться в дураках, но понятия не имеет, как не потерять почву под ногами. И все свои страхи — в виде начальственного гнева — он обрушит на Монка.

Все началось с Бэзила Мюидора и им же закончится, когда Монк, вернувшись в его дом, нарушит покой семьи, раскроет истинные отношения домочадцев друг к другу и к мертвой женщине, которую сейчас столь пышно хоронят.

Мимо Монка прошмыгнул мальчишка-газетчик.

— Жуткое убийство! — выкрикивал он, и плевать ему было на то, что рядом ступени церкви. — Полиция озадачена! Читайте об этом в свежем номере!

Служба шла своим ходом: торжественные голоса выводили хорошо знакомые слова, мрачно звучал орган, дневной свет проливался сквозь цветные витражи на серые массы камня, слышалось шарканье ног и шелест платьев. Кто-то всхлипывал. Носильщики двинулись по проходу, и шаги их звучали особенно громко. Скрипели башмаки.

Монк подождал, когда гроб проплывет мимо — процессия двигалась к фамильному склепу, — после чего приблизился, насколько позволяли приличия, к родственникам покойной.

Во время погребения он стоял на заднем плане, радом с высоким лысеющим мужчиной, чьи редкие пряди волос безжалостно трепал резкий ноябрьский ветер.

Беатрис Мюидор стояла как раз напротив Монка, рядом со своим мужем.

— Этот полицейский тоже здесь, ты заметил? — очень тихо спросила она супруга. — Вон он — позади Льюисов.

— Конечно, — так же тихо ответил сэр Бэзил. — Слава богу, у него хоть вид вполне приличный, так что он не слишком отличается от остальных.

— Его костюм прекрасного покроя. — Леди Беатрис не могла скрыть удивления. — Должно быть, им платят куда больше, чем я думала. Он выглядит почти как джентльмен.

— Он не может выглядеть как джентльмен, — одернул ее сэр Бэзил. — Не будь смешной, Беатрис.

— Он ведь снова придет к нам, ты знаешь? — Она словно не услышала раздражения в голосе мужа.

— Конечно, придет, — процедил он сквозь зубы. — Он будет приходить ежедневно, пока не отступится… или пока не установит, кто это был.

— Почему «отступится»? Думаешь, у него ничего не выйдет?

— Понятия не имею.

— Бэзил!

— Да?

— Что нам делать, если он не оправдает наших ожиданий?

— Ничего. — Голос его был печален. — Что тут можно будет сделать!

— Я не смогу жить, не узнав всей правды.

Он еле заметно пожал плечами:

— Придется, милая. У нас просто нет выбора. Многие преступления остаются нераскрытыми. Мы будем ее помнить, будем скорбеть о ней и все же продолжать жить.

— Ты словно не слышишь, о чем я говорю, Бэзил! — Голос ее дрогнул лишь на последнем слове.

— Я прекрасно тебя слышу, Беатрис, и отвечаю на каждый твой вопрос, — нетерпеливо отозвался он.

Оба вели разговор, глядя прямо перед собой, не в силах отвести глаз от гроба. Напротив них Фенелла утомленно оперлась на руку Септимуса. Он машинально поддержал ее, но видно было, что мысли его витают далеко. Судя по печальному лицу Септимуса, он думал об Октавии.

— Это был кто-то из домашних, — тихо продолжала Беатрис. — Каждый день мы будем теперь вглядываться в лица, вслушиваться в голоса и улавливать двойной смысл в каждой фразе. Мы будем гадать: а вдруг это и есть убийца?

— Не впадай в истерику! — оборвал ее Бэзил, в его тихом голосе звучала злость. — Если это тебя успокоит, я уволю всех слуг и найму новых. А теперь, ради бога, давай помолчим!

— Уволишь слуг? — Слова замерли у нее на устах. — О, Бэзил! Что это даст?

Неподвижный и напряженный, сэр Бэзил стоял вжав голову в плечи.

— Ты что же, думаешь, что это был кто-то из членов семьи? — сказал он безжизненным голосом.

Она едва заметно дернула подбородком:

— А разве нет?

— Тебе что-то известно, Беатрис?

— Только то, что известно всем… И то, что подсказывает здравый смысл.

Неосознанно она чуть повернулась и бросила взгляд на Майлза Келларда. Стоящая рядом с ним Араминта встретилась глазами с матерью. Она не могла слышать, о чем разговаривают родители, но натянутая ткань кружевного платочка в ее руках вдруг треснула и разошлась на две половинки.

Церемония завершилась. Священник произнес последнее «аминь», и все направились к ожидающим экипажам: Киприан с женой: следом, чуть отстранившись друг от друга, — Араминта с супругом; Септимус, на этот раз держащийся по-военному прямо; нетвердо ступающая Фенелла и наконец сэр Бэзил с леди Мюидор — рука об руку.

Монк смотрел им вслед с жалостью, гневом и нарастающим чувством безысходности.