И начинает она мне нравиться прямо до невозможности.
А тут ещё сослуживец-язва с девицей в парике мимо протанцовывает и женихом и невестой нас ни с того ни с сего называет.
Делать нечего. Поженились мы с Аллой. Вот тогда это и случилось.
Расслабился я. Решил, что всё продумал и предусмотрел. В самом деле, общественным транспортом я не пользовался: для меня как для Человека это смертельно, того и гляди назовут как-нибудь не по- человечески. В магазины тоже не ходил: Аллу посылал, она у меня закалённая, её так просто не изменишь. В общем, из кожи лез, чтобы не задели мою восприимчивость, но разве всё предугадаешь…
Помню, ночь, хорошо мне, спокойно, луна в окно светит, из форточки свежий воздух поступает, и жена меня нежно так по плечу гладит, почти спит уже, а всё что-то шепчет, и вдруг превращаюсь я в лапушку-лапочку, большую и неуклюжую… Вспотел я весь от ужаса, пальцами пошевелить боюсь. Хорошо ещё, что она заснула сразу и солнышком назвать меня не успела.
Страшную я провёл ночь. Нечеловеческую. А под утро она во сне разметалась на моей ладони и шепчёт:
— Человеков, Человеков, где ты…
Опять стал Человековым.
После этого случая я совершил непоправимую ошибку. Я стал на ночь затыкать уши ватой.
И как-то утром меня за плечо трясут. Просыпаюсь, а это жена моя, Алла, руками размахивает, рот раскрывает, кричит вроде, а я не слышу ничего, смотрю на неё спросонья и понять пытаюсь по артикуляции: пожар, что ли, или просто на работу проспал?
Здесь как дала она мне подушкой по уху, так из другого уха затычка и выпала. Хотел я пальцем ухо заткнуть, да уже поздно было. Что первое услышал, в то и превратился — в глухую тетерю.
Понял я, что из меня в перспективе только суп сварить можно, и улетел в форточку.
Жизнь моя теперь конченая, если и обзовёт кто, всё равно не услышу. Оглохла моя восприимчивость. А может, это и к лучшему. Одно только меня смущает: охотничий сезон начинается. Может, уже стреляют, а я не слышу.
Михаил Кривич, Ольгерт Ольгин
ЛУННАЯ НОЧЬ В ДВАДЦАТЬ ПЕРВОМ ВЕКЕ
Беллетрист Юрий Тихонович Коркин в свободные от литературного творчества вечера строил машину времени.
«Опять эти прожектёры-неудачники с их машинами времени и вечными двигателями», — воскликнет искушенный читатель, и у него возникнет резонное желание поискать себе иное чтение. Умоляем: дочитайте до конца хотя бы абзац, а там уж решайте, стоит ли тратить время на остальное. Дело в том, что Юрий Тихонович не только строил, но и построил машину времени. Более того — и вы в этом убедитесь — он воспользовался ею! Ну вот, главное мы сказать успели, а если вы не узнаете подробностей — беда невелика.
Но как же насчёт того, что наукой окончательно и бесповоротно доказано, будто машину времени построить нельзя? Нельзя в принципе — и баста. Ох уже эти научные рутинёры, готовые задушить всякое физическое вольнодумство! Знаем мы их принципы. Если бы лучшие умы человечества им следовали, не было бы ни колеса, ни теории относительности, ни пылесоса «Вихрь». Жили бы мы в курных избах и жевали на третье сладкие корешки.
Впрочем, ни по какой мерке, даже по сугубо физической, мы не посмели бы назвать Юрия Тихоновича Коркина вольнодумцем. Напротив, он справедливо слыл солидным литератором, в некоторой степени певцом родного края, и уж во всяком случае, в отличие от всяких там взбалмошных изобретателей, околачивающихся по редакциям, был человеком уважаемым в городе, да, пожалуй, и во всей области. Должно быть, вы знакомы с последней его приключенческой повестью — её печатала с продолжениями молодёжная газета; в те дни достаточно было заглянуть в городской сквер и присесть на одну из уютнейших его скамеек, чтобы услышать оживлённые читательские дискуссии по поводу возможных поворотов сюжета — и, надо сказать, безосновательные, потому что интрига повести закручена непредсказуемо. А книжки Юрия Тихоновича? Пусть и не пухлые они, как у некоторых именитых, но и тощими их не назовёшь. Правда, обложка жидковата, картон — не картон, а так, неведомо что, да и бумага какая-то недобеленная, но тем не менее, скажите честно: видели ли вы эти книжки в продаже? То-то и оно — раскуплены. Как-никак, крепкая реалистическая проза, да и по содержанию актуальная.
Юрий Тихонович не был вовсе страстным поклонником технического творчества, энтузиастом радиотехники и телемеханики. Он не принадлежал к многомиллионной армии одержимых, которые с помощью некондиционных деталей и журнала «Радио» создают аппараты, лишь немногим уступающие красотой и звучанием лучшим зарубежным образцам. Так что же тогда заставило беллетриста, с хорошим положением и лёгким слогом вооружиться паяльником, а потом тратить недели и месяцы на сомнительный аппарат, способный унести человека в будущее?
Всё дело в том, что Юрию Тихоновичу позарез нужно было попасть в завтра, лет этак на пятьдесят вперед. То есть можно бы и подальше. Но Коркин во всех своих начинаниях неизменно оставался реалистом. Никогда не мечтал он жениться на звезде эстрады, не питал особых надежд на то, что центральное телевидение захочет ни с того ни с сего экранизировать его новую повесть, а какой-нибудь заокеанский издатель смиренно запросит агентство по авторским правам — нельзя ли, мол, и нам напечатать Коркина? И, естественно, он понимал, что из двух дышащих на ладан телевизоров «Темп» да из списанного по старости из литфондовской поликлиники аппарата УВЧ, некогда лечившего фурункулы и флюсы, — нельзя из этого, технического хлама сделать машину времени с диапазоном больше пятидесяти лет.
Но чего, собственно, не хватало нашему герою, отчего он, неся непомерные расходы на детали, канифоль и специальную литературу, рвался в будущее? Сам Юрий Тихонович, если б ему задали этот вопрос в лоб, вряд ли сумел удовлетворить любопытство собеседника, а скорее всего отделался бы неопределёнными жестами и общими словами. Лишь авторы повествования, долгие годы наблюдавшие своего героя, собиравшие по крупицам впечатления о нём, могут дать вам ясный ответ: беллетрист Коркин мечтал отправиться в завтра, чтобы там собирать материал, чтобы окунуться, так сказать, в самую гущу будущей жизни.
За что бы ни брался Юрий Тихонович, всё он делал основательно. К примеру, взявшись за книгу о сельских тружениках, он переехал на полгода в колхоз, километрах в восьми от города, к знакомому председателю, месил там грязь синими, на рубчатой подошве, сапогами, а, заходя на ферму, не отказывался там ни от задушевной беседы, ни от стакана-другого парного, из-под коровы, молока. Нелёгкие это были месяцы, но Юрий Тихонович на природе окреп и даже несколько прибавил в весе; книга же, по общему мнению, ему удалась, прежде всего правдой характеров.
Не подумайте, пожалуйста, будто мы идеализируем нашего героя. И в мыслях этого нет, но и замалчивать его достоинства тоже не станем. А что до отрицательных сторон, то, как ни горько нам это говорить, но Юрию Тихоновичу не хватало воображения. На встречах с читателями он неоднократно заявлял, что никогда не высасывает сюжетов из пальца. И это, подтверждаем, сущая правда.
Лишённый столь важного писательского качества, наш герой компенсировал отсутствие фантазии усидчивостью в работе и скрупулёзностью в собирании жизненного материала. Компенсировал до поры до времени. Но однажды наступило время, когда Юрию Тихоновичу позарез понадобилось воображение.
Главный редактор областного издательства, согласовав вопрос в разных инстанциях, решил приступить в выпуску научно-фантастической литературы, и не какой-нибудь переводной, а своей, доморощенной. В редакторский кабинет пригласили группу литераторов на короткое творческое заседание. Как составлялась эта группа, сказать не можем, но Коркин приглашение получил. После заседания были