бесплатно учиться…

Мой отец тоже записался накануне в эту школу, чтобы овладеть гармонией и сольфеджио, так как понятия не имел о нотной грамоте. И тем не менее уже играл на рояле в «Горизонте», одном из баров в районе площади Мадлен.

— Я ишачил там по двенадцать часов без перерыва, — рассказывал он. — Перед началом мне давали пять минут, чтобы поесть в гардеробе. Не разрешали даже сходить в туалет. И требовали, чтобы я постоянно улыбался.

Туг толпилась самая разношерстная публика: разодетые полуночники и неряшливые красотки, мелкие проститутки, заглянувшие передохнуть между двумя клиентами, их сутенеры в слишком добротно сшитых костюмах и горстка вооруженных до зубов бандитов. Не считая затянутых в зелено-серые мундиры немецких офицеров.

Мама вспоминала об их встрече так, словно это было вчера:

— Я стучала на машинке, когда в комнату с криком ворвался Шарль-Анри: «Скорее, Жанна! Ты увидишь феноменального человека!» Он был очень возбужден и потащил меня в зал для занятий. Там-то я впервые увидела твоего отца. Он сидел за роялем. Остальные ученики столпились вокруг. «Ты только послушай, это просто невероятно, — прошептал мне Шарль-Анри. — Не понимаю, зачем ему брать уроки! Боюсь, если начну его учить, он начнет размышлять и загубит свой талант.

Можно предположить, что, подобно сержанту Крюшо и госпоже полковничихе в фильме «Жандарм женится», между Жанной и Луи, едва они познакомились, пробежала искра. Так или иначе, больше они не расставались.

— Не можешь ли ты мне давать частные уроки? — попросила его покоренная мама.

— Сначала приходи меня послушать в «Горизонт». Я угощу тебя ужином.

Она отправилась туда в тот же вечер.

— Он велел приставить к роялю низкий столик, на котором были сервированы омары и шампанское, — вспоминала мама. — Потратил на это все месячное жалованье. Мы много лет смеялись по этому поводу! В перерыве он сел рядом, как вдруг хлопнула дверь и появилась высокая брюнетка. Не говоря ни слова, подбоченясь, она встала напротив твоего отца и отвесила ему оплеуху. После чего повернулась и была такова. А он, обыграв ситуацию, поскользнулся на каблуках и грохнулся в кресло, словно получил сильнейший удар. В зале громко засмеялись. «Мы с ней едва знакомы, — объяснил он мне. — Я совершенно забыл, что назначил ей свидание!»

Мама была очарована этим энергичным молодым человеком и стала завсегдатаем «Горизонта». Там пели. Танцевали. Не вполне понимая слова, немцы хором подхватывали американские куплеты, которые мой отец запевал, сидя за роялем. Когда он видел, что они здорово надрались, то заставлял их повторять строчки собственного сочинения:

— И мы их поимеем…

— И мы их поимеем! — вторили они хором.

— …Пинком под зад!

— Под зад! — орали они во все горло.

Это была опасная игра. Немцы напоминали тигров под анестезией. Однажды вечером отец заметил, как к маме подошел некий Фридрих и склонился, чтобы поцеловать ей руку. Отец при этом даже сбился с такта. Этот завсегдатай был большой шишкой в комендатуре. Мама так и застыла от ужаса. Взяв пару аккордов, отец встал, чтобы ее выручить. Вынужденный импровизировать, он выбрал роль смиренника.

— Герр Фридрих, позвольте вам представить мою невесту! — застенчиво произнес он, низко склонившись, с подобострастным выражением в глазах.

— Ах! Ваша невеста! Гут, гут! Тогда нельзя трогать! — воскликнул офицер и удалился.

Эта сценка чудесным образом воскреснет двадцать лет спустя в «Большой прогулке», когда немецкий офицер обзовет Станисласа Лефора в его гримуборной в Опере «толстым плутом».

В ту ночь, опоздав на метро, отец впервые поцеловал маму.

— Отныне считай, что мы обручены.

В дальнейшем, пропустив последний поезд метро, он провожал маму к ее брату на улицу Мобеж. А затем пешком через весь Париж шагал к себе домой.

В 1942 году бродить по улицам после наступления комендантского часа было чистым самоубийством. Патрули забирали в заложники всех схваченных ими горожан, некоторые из них потом были расстреляны на горе Мон-Валерьен. Держась за руки и прижимаясь к стенам домов, родители прятались в подворотнях.

— Однажды на углу улицы твой отец толкнул меня, прошептав: «Не смотри!» Но я успела разглядеть грузовик с трупами.

Когда Жанна объявила бабушке и теткам, что встречается с пианистом из бара, те и бровью не повели. Но они разволновались, услышав об их ночных прогулках. После чего дядя Анри, который держал вместе с женой Жюстиной отель на улице Кондорсе, в двух шагах от дома моей мамы, предложил отцу прекрасный номер на первом этаже. Надо ли говорить, что все они не испытывали никакой симпатии к оккупантам. Так, горничная Симона, открыв однажды дверь двум гестаповцам и услышав, что они желают видеть некоего Луи де Фюнеса, ибо Служба обязательной трудовой повинности нуждалась в рабочей силе, не растерялась и сказала, что он покинул отель и уехал неизвестно куда. Новое поколение по-прежнему смеется на фильмах с Луи де Фюнесом во многом благодаря этой женщине.

Но отец забыл об одной важной детали: он уже был женат… В 1936 году он женился на женщине по имени Жермен. Наверное, они не были созданы друг дня друга, ибо спустя месяц решили расстаться. От этого брака родился ребенок — Даниель.

Маму эта новость огорчила.

— Моя семья никогда не согласится, чтобы я жила с женатым мужчиной. Я тоже этого не хочу. Наша встреча останется чудесным воспоминанием, Луи, но на том и порешим…

Тогда, поняв, что надо брать быка за рога и развестись, он отправил сестру Мину прощупать почву. Она недавно сама пережила развод с первым мужем и знала, что надо предпринять. Оказалось, что Жермен и сама была рада расстаться с фамилией де Фюнес. Встретив Анри, мужчину своей жизни, она мечтала поскорее выйти за него замуж и ставила лишь одно условие: Луи никогда не станет общаться с Даниелем, которого Анри считал своим сыном.

Мама никак не могла привыкнуть к мысли, что увела мужа у другой женщины.

— Чтобы ты успокоилась, я завтра отвезу тебя к Жермен! — предложил отец. — Она хочет с тобой познакомиться!

Им открыла дверь приятная, улыбчивая женщина. Поцеловав маму, она воскликнула:

— Какая вы красивая! Я так рада за Луи!

У мамы сложилось впечатление, что она нанесла визит кузине своего жениха. Жермен провела их в гостиную, где их ожидал Анри, держа на коленях семилетнего мальчугана — Даниеля. Дабы избежать всякой двусмысленности, он сразу сказал: «Жермен так рада наконец развестись. Даниель наш сын и, разумеется, будет жить с нами».

Эта проблема была решена, и мама, прежде чем отправиться к алтарю, должна была представить своего будущего супруга семье. Поездка в замок Клермон напоминала экспедицию: поезда часто останавливались средь полей и приходилось подвергаться многочисленным проверкам. Когда наконец под ботинками отца заскрипел песок с Луары, тщательно рассыпанный по главному двору замка, он не мог скрыть своего восторга перед открывшимся ему волшебным видом. Мари де Мопассан только что похоронила мужа. В свои шестьдесят она выглядела без всяких преувеличений гранд-дамой. Тетя Жюлия, ее старшая сестра и моя будущая крестная, задала тон разговору, сказав:

— Избранник Жанны не может не обладать всеми необходимыми для мужа достоинствами.

Теплый прием помог моему болезненно застенчивому отцу преодолеть свою робость. Молодой человек навсегда полюбил эту семью. Мама Титина стала ему бабушкой, которой он будет поверять все свои тайны.

Тетки мамы были очень разные. Каким же кладезем вдохновения стали они для многих образов, сыгранных отцом! В особенности тетя Жанна, сестра Мари, которую можно обнаружить во многих персонажах его фильмов. Эта крохотная женщина обладала неприхотливыми вкусами. Поселившись в замке вместе с мужем, когда город Нанси оказался в руках немцев, она больше всего хотела быть полезной. Мой