утопленники! А от политики и вовсе тошнит. Скажи, верховный главнокомандующий, о котором они говорят все время, это Бургиба?

— Угадал.

— Они правильно делают, уважая главу государства. А наши совершенно напрасно стараются вывалять своего в грязи.

По дороге он расслабился, чувствуя, что ему ничто не угрожает. А между тем люди выбегали прямо на шоссе, чтобы поглазеть на проезжающие машины. Внезапно на нашем пути возникло стадо баранов во главе с пастухом. Грузовики с парусиновым верхом обгоняли нас на поворотах.

При въезде в Хаммамет нас поджидал голубой «мерседес»: оставалось лишь следовать за ним.

— Надеюсь, он симпатичный, этот министр, важные персоны не в моем вкусе.

После нескольких поворотов по грунтовой дороге мы увидели белый дом в национальном стиле, окруженный бугенвиллеями. Дрис Гига и его жена Шахша, начисто лишенные фанаберии, присущей «важным персонам», сразу создали приятную обстановку.

— Ваши гибискусы замечательны! Просто чудо!

— Всё благодаря солнцу и воде. Весь секрет в этом, месье де Фюнес.

— Ваш голубой «мерседес» просто великолепен.

— Да, но для ежедневных поездок у него слишком жесткие подвески. Скоро у меня будет «ДС».

— Будьте с ней осторожны. Ее кузов все равно что из папиросной бумаги. У меня есть такая машина. Но я предпочитаю простую марку. Вы не живете постоянно в столице?

— Нет. Мы переехали, потому что, когда президент Бургиба отправляется за границу, он требует, чтобы все министры приветствовали его у трапа. Хаммамет находится далеко от аэропорта, и это служит оправданием моему отсутствию. О, это великий актер! Он репетирует свои речи перед зеркалом.

— И правильно делает. Меня раздражают политики, читающие речи по бумажке. Могли бы выучить их наизусть. По этой части де Голлю нет равных.

— Зовите нас по имени — Шахша и Дрис, — предложили гостеприимные хозяева. — В Тунисе не принято называть людей по фамилии.

— Шахша звучит, как шах Ирана, — заметил отец.

— Да! Однажды во время поездки в Иран Бургиба предложил называть меня как-то иначе. «Если вы не возражаете, Шахша, я представлю вас как Рашиду, или Латифу, или даже Симону, если угодно. Потому что Шахша на персидском означает «царь царей»! Ему это может не понравиться». — «Но, господин президент, возразила я, — я не хочу называться чужим именем! И не изменю своему». Представляете, Луи, если бы вас назвали Робером? Я ничуть не смутилась, когда шах, слегка удивленно, сказал: «Шахша! Вас зовут Шахша?» — «Да, ваше величество, — ответила я, — так звали мою мать. Вы шах, а я дважды шах». Он долго смеялся по этому поводу.

— Я однажды встретился с ним, — сказал, смеясь, отец. — Он не раз приезжал посмотреть «Оскара». Очень любезный человек.

Гордые представившейся возможностью показать достижения страны, хозяева повезли нас в один отель.

— Какой прекрасный вольер! — воскликнул отец, увидев на мраморном пьедестале двухметровой высоты огромную клетку для птиц.

— Эта клетка из Сиди-Бу-Саида. Она ваша, — тут же ответил ему директор.

— Мы только пошутили, — ужаснулась мама, не представляя, куда ее денет. Но перед отъездом им вручили подарок.

Шахша и Дрис стали нашими большими друзьями.

— Только представь себе, твой отец согласился остаться у них на целый уик-энд, — вспоминала мама. — Это он-то, никогда не соглашавшийся ночевать в чужом доме!

В последующие дни у нас не было ни минуты свободного времени: на нас обрушился поток приглашений. Через три дня наши желудки уже не могли переваривать еду, мы были похожи на фаршированных гусей. За рагу следовал кускус, потом рыба. Было трогательно видеть, как нас стремились получше угостить. Но это становилось пыткой. Однако скажи мы, что сыты по горло, хозяева бы обиделись. За десертом отец отодвигал подальше приторные шарики, посыпанные какой-то зеленоватой субстанцией. Как в фильме «Большие каникулы» во время бесконечного ужина у англичан, он восклицал в полном восторге:

— Ммм! Какая прелесть! Ей-богу!

— Вот и прекрасно! Тогда еще ложечку!

Как ребенку, которого закармливают кашей, ему не хватало только слюнявчика на шею. Такие приемы напоминали лесные пожары: кажется, будто они погашены, ан нет — вспыхивают с новой силой. Родителям становилось плохо, когда перед ними возникали новые горы восточных сладостей.

— Их делают из фиников и меда, угощайтесь, это легкая пища!

Нафаршированные, как индюки, мы сбежали однажды утром на юг.

В Нефта, куда мы прибыли вечером, нам показалось, что мы находимся в самом сердце пустыни. Но это было лишь началом. Ветер свистел в ушах, пейзаж походил на лунный. Отель «Сахара Палас», построенный из красноватых кирпичей, напоминал корпус парижского госпиталя. Не хватало лишь машины «скорой помощи» перед входом! С балкона нашего номера отец восхищался пальмовой рощей. На другой день его восторги достигли апогея.

— Вместе с мамой мы наблюдали восход солнца! Этот серебристый свет под аккомпанемент лая собак я никогда не забуду. Ты обратил внимание, что петухи тут заливались всю ночь?

Пальмы, песчаные барханы, тянущиеся до горизонта каменные громады — все это останется в памяти отца на всю жизнь. Спустя несколько лет, работая над сценарием «Скупого», он скажет маме, разбудив ее посреди ночи:

— Мне пришел в голову финал фильма. Я утащу ящик в пустыню! Мы снимем сцену в Нефта.

Накануне Нового года, обратив внимание на столовую в гирляндах и на толпу туристов, приехавших 31 декабря, отец запаниковал:

— Они же все захотят ко мне приложиться!

Чтобы этого избежать, мы встретили Новый год в своем номере.

В 1970 году режиссер Серж Корбер решил снимать фильм «Человек-оркестр». Он только что выпустил хорошую картину «Идиот в Париже», и ему не стоило большого труда убедить отца поработать с ним. Этот новый эксперимент добавит нотку нежности его обычной игре и позволит осуществить давнюю мечту — сняться в музыкальной комедии. Съемкам предшествовала долгая работа над ролью. Серж написал сценарий вместе с отцом и композитором Франсуа де Рубэ, уже прославившимся своей мелодией в фильме Робера Энрико «Искатели приключений».

Атмосфера на съемках была прекрасная. Новые идеи фонтанировали, танцевальные сцены возникали сами собой. Готовилась экспедиция в Италию, для чего была отобрана женская танцевальная группа. Я получил роль ударника. Первые музыкальные такты оказались превосходны, написаны были и песни. Луи хочет в первых же сценах предстать человеком, жаждущим власти, затевая для этого автомобильные гонки по улицам Ниццы, чтобы сбить спесь с молодого водителя за рулем мощной машины. Вся эта сложная механика, сочетающая танцы и песни с игрой актеров, становится возможной лишь благодаря безграничному юмору режиссера. Его оптимизм прибавляет нам сил, и вовсе не кажется, что мы работаем над трудным проектом. Обожающий всевозможные выдумки, он охотно принимает предложения Луи, чтобы потом отделить зерна от плевел.

У меня более важная роль, чем в прежних фильмах. Луи заставляет меня работать над самыми сложными сценами и учит, как реагировать на реплики:

— Для актера крайне важно уметь слушать. Все великие владеют этим даром. Обрати внимание,