песнопений; эти песнопения определяют весь ход, весь режим жизни монахинь, день начинается и завершается этими песнопениями, меняющимися в зависимости от времени суток и времени года. Огромные усилия, необходимые для сочинения гимнов, свидетельствуют о том, какое большое внимание Абеляр уделял молитве, которую надо было петь, а не просто проговаривать; и забыть об этой части его творчества означало бы его в каком-то смысле предать; наследие его очень велико: более 140 гимнов, созданных для того, чтобы подчеркнуть значение каждой фазы церковной службы. Все они наполнены реминисценциями, отсылающими к Священному Писанию, все они созданы на основе Библии и богатств церковной доктрины, многие из них отличаются совершенством размера и ритма и большой поэтической силой, как, например, знаменитый гимн «О, quanta qualia», предназначавшийся для исполнения во время субботней вечери, или гимн для первой всенощной службы в Рождество. Венцом поэтического творчества Абеляра с полным на то основанием можно назвать шесть его знаменитых «плачей», в которых слышатся отзвуки его собственной печальной истории, его и Элоизы; создавая их, автор вдохновлялся сюжетами из Библии, они были очень широко известны, и, как отмечено недавно исследователями, мелодия одного из этих «плачей», а именно «Плача подруг дочери Иеффая» (о ней речь шла выше), послужила основой для создания песнопения на старофранцузском языке — «песнопения девственниц», чрезвычайно популярного в XIII–XIV веках; таким образом, мелодия, сочиненная Абеляром, была у всех на устах и сто лет спустя после его смерти.

В уставе, написанном Абеляром для Параклета, той из монахинь, которой было доверено руководство хором, поручалось и обучение более юных сестер и послушниц; сочетание подобных обязанностей вполне отвечало духу времени, когда вообще всякое обучение начиналось с пения.

«Она научит других петь, читать, писать и записывать музыку, она также будет хранительницей библиотеки, она будет выдавать и принимать книги, станет заботиться о рукописях и о миниатюрах, украшающих эти рукописи». Устав Параклета, составленный Абеляром для этого монастыря, как о том и просила Элоиза, представляет собой устав Святого Бенедикта, но только специально «приспособленный» для женского монастыря, то есть с учетом нужд и особенностей женщин, с учетом их духовных запросов. Элоиза не раз высказывала пожелания относительно устава: надо учитывать особенности женского организма, и монахиням не следует выполнять непосильные работы (к примеру, обрабатывать землю, к чему обязывал монахов святой Бенедикт), излишним является и чтение чересчур длинных молитв, — это приводит к изнурению; так, Элоиза считала, что достаточно было бы «разделить» Псалтирь по дням недели таким образом, чтобы ни один псалом не читался дважды; она также выражала пожелание, чтобы устав предусматривал некоторое смягчение строгости «режима» повседневной жизни обители: чтобы было дозволено есть мясо и понемногу пить вино и т. д. Ее просьбы свидетельствуют об определенной умеренности — это составляет разительный контраст с тем, что нам известно о ее характере, чрезвычайно страстном; свидетельствует это и

о ее способности и склонности выполнять те обязательства, которые она взяла на себя, став аббатисой Параклета. «Да будет угодно Господу, чтобы наша вера вознесла нас на высоту Евангелия, но не позволила нам испытывать желание превзойти эту высоту; да не будем мы иметь честолюбивых помыслов быть более чем христианками».

Отвечая на это пожелание, Абеляр в свой черед проявляет великую мудрость: в его уставе не содержится никаких чрезвычайных требований относительно аскетического образа жизни. В уставе предусмотрено, что монахиням положено носить во все времена года черные шерстяные платья, а также полотняную рубашку, панталоны и мягкие туфли; еще они смогут носить «шкуру ягненка» и черный плащ; в дортуаре монахинь будут стоять постели с матрасами, с обычными подушками и подушками в виде валиков, с одеялами шерстяными и стегаными. Монахиням по уставу полагалось вставать довольно рано, чтобы присутствовать на заутрене и петь псалмы, но бодрствование и сон чередовались через равные промежутки времени, чтобы периоды бодрствования не были обременительны для организма. Что же касается пищи, то предписания Абеляра исполнены здравого смысла: «Если мы отказываемся от мяса, то будет ли это большой заслугой, если наши столы в то же время ломятся от других блюд? Мы за большие деньги покупаем разнообразную рыбу… словно качество, а не излишнее количество продуктов составляет суть грехопадения… Что нужно для этой быстротечной преходящей жизни? Не желать и не добиваться изысканности и высокого качества продуктов, а довольствоваться тем, что имеешь под рукой». Кстати, устав Абеляра ничем особым не отличается от уставов многих монастырей; самое необычное, что можно в нем найти, это особенности, свидетельствующие о приверженности его автора законам разума и логики, например следующее положение: «Мы категорически запрещаем отдавать предпочтение обычаю, а не разуму, а также запрещаем отстаивать какое-либо мнение или сохранять что-то в неизменном виде по той причине, что таков обычай, а не по той причине, что это разумно. Нужно сообразовываться с тем, что представляется нам хорошим, а не с тем, что принято и освящено обычаем».

Следует отметить, что, создавая устав Параклета, Абеляр не проявил отчаянной новаторской храбрости и дерзости подобно своему соотечественнику Роберту д’Арбрисселю, ведь тот при создании монашеского ордена Фонтевро предусмотрел существование «двойных» монастырей, то есть монастырей, где проживали — в строгой изоляции друг от друга, само собой разумеется, — монахи и монахини; управляли такими монастырями аббатисы; правда, в то время орден Фонтевро был далеко не единственным, где существовали, по сути, смешанные монастыри; такие обители были весьма многочисленны в краях, населенных по преимуществу кельтами, то есть в Англии и Ирландии.

В оправдание Абеляру скажем, что он в своем уставе предусмотрел существование неподалеку от Параклета мужского монастыря, его монахи и послушники должны будут оказывать некоторые услуги и помощь женскому монастырю при отправлении церковных служб и при проведении работ, требующих мужской силы. Он добавляет: «Мы желаем, чтобы женские монастыри всегда оставались в подчинении у мужских монастырей — чтобы братья заботились о сестрах, чтобы один аббат возглавлял как отец духовный обе обители, чтобы он пекся об их нуждах, чтобы во Христе у двух стад была одна овчарня и единый пастух, то бишь пастырь». Правда, далее он поправляет сам себя: «Мы желаем, чтобы аббат осуществлял руководство сестрами, но таким образом, чтобы он признавал супруг Христовых выше себя, то есть своими повелительницами, а себя — их слугой, и чтобы он находил радость не в управлении ими и не в отдаче им приказаний, а в служении им».

Можно было ожидать, что Абеляр — преподаватель по призванию, привыкший наставлять и обучать в школах, уделит особое внимание обучению и порекомендует монахиням проявлять истинное рвение в учении. По сему поводу он обращается к авторитету святого Иеронима, требовавшего от женщин, объединившихся вокруг Паулы в Вифлееме для ведения монашеской жизни, чтобы они изучали Священное Писание. «Учитывая то, что один из отцов Церкви, сей великий ученый муж, и эти святые женщины проявляли столь великое рвение в изучении Священного Писания, я призываю вас без промедления приступить к тому же, так как вы сейчас имеете возможность этим заниматься, и так как ваша матушка- настоятельница обладает познаниями в трех языках (греческий, латинский и еврейский), я выражаю пожелание, чтобы вы изучили Священное Писание наилучшим образом, дабы все, что могло бы породить какие бы то ни было сомнения из-за несовершенства различных переводов, вы смогли бы разъяснить и растолковать. Сама надпись на кресте Господа нашего, сделанная на еврейском, греческом и латинском языках, как мне кажется, словно бы предвосхищает подобные пожелания, вполне уместные, ибо знания этих языков в лоне Церкви должны быть распространены повсюду, поскольку текст Ветхого и Нового Заветов написан на этих языках. Вы можете, не совершая длительного путешествия и не делая больших затрат, обучаться им… как я уже сказал, у вашей матушки достаточно познаний в этих дисциплинах».

Первые шаги Параклета были очень неуверенными, и можно смело утверждать, что в самом начале жизнь монастыря была бедна и полна лишений, чему свидетелем стал сам Абеляр. Монахини нашли там, вероятно, только лишь хижины из тростника, сооруженные учениками Абеляра, а также возведенную ими часовенку; возможно, эта часовенка стояла на том же самом месте, где сегодня находится часовня, отмечающая предположительное захоронение останков Абеляра и Элоизы. Картулярий Параклета, сохранившийся до нашего времени, свидетельствует о том, что имущество монастыря постепенно неуклонно увеличивалось. В 1134 году епископ Меленский Манассес выделил несколько десятин в его диоцезе, на «облегчение, хотя бы частичное, крайней нищеты бедных служительниц Христа, благочестиво служащих ему в Параклете». Позднее, в 1140 году, как явствует из картулярия, монастырь был в больших долгах; однако уже 1 ноября 1147 года, когда папский легат в Шалоне от имени папы Евгения III подтвердил права Параклета на его имущество, он зачитал весьма внушительный список; как свойственно той эпохе, речь шла