И Лобато принялся напевать «Пришел как-то пьяный в бар», одновременно делая знак официанту подойти.
— Повторить то же самое мне и моим друзьям, — сказал он. — А также господам за тем столом и их дамам.
Тереса спела вместе с ним пару куплетов, и под конец оба рассмеялись. Симпатичный, подумала она. И не хитрит. Хитрить с Сантьяго и этими парнями вредно для здоровья. Лобато смотрел на нее внимательно, как бы оценивая. Смотрел глазами человека, знающего, что почем.
— Мексиканка и галисиец. Стоит жить, чтобы увидеть такое.
Что ж, это хорошо. Он не задает вопросов, но дает повод другим рассказать что-нибудь. Чтобы все шло ровно и гладко.
— Мой папа был испанцем.
— Откуда?
— Не знаю. Да и никогда не знала.
Лобато не спросил, правда ли это. Давая понять, что с семейными делами покончено, он отхлебнул пива и кивком указал на Сантьяго:
— Говорят, ты ходишь с ним на катере.
— Кто говорит?
— Люди говорят. Здесь ведь не бывает секретов. Пятнадцать километров воды — совсем немного.
— Интервью окончено. — Сантьяго забрал у Лобато полупустой стакан и поставил перед ним новый, присланный с соседнего стола: на сей раз угощали заезжие блондины.
Репортер пожал плечами:
— Красивая у тебя девушка. И этот акцент…
— Мне нравится.
Тереса уютно свернулась клубочком под рукой Сантьяго. Куки, хозяин «Берналя», поставил на прилавок заказанные порции: креветки под чесночным соусом, мясо, нашпигованное салом, фрикадельки, помидоры, приправленные оливковым маслом. Тереса обожала ужинать вот так, очень по-испански, в каком-нибудь ресторанчике или баре, у стойки, где подавали и колбасы и ветчину, и только что приготовленные блюда. Она быстро расправилась с нашпигованным мясом и подобрала хлебом весь соус. Ей хотелось есть, а о фигуре она не беспокоилась: худощавая от природы, она пока могла позволять себе некоторые излишества. Как говорили в Кульякане, наедаться по самые уши. Заметив на полке у Куки бутылку «Куэрво», она попросила текилы. В Испании были не в ходу высокие узенькие кабальито, столь популярные в Мексике, поэтому она всегда заказывала текилу в маленьких стаканчиках для дегустации вин: они больше всех других были похожи на кабальито.
Разница заключалась только в объеме.
В зал вошли новые посетители. Сантьяго и Лобато, облокотившись на стойку, обсуждали преимущества резиновых лодок типа «Зодиак» при движении на больших скоростях в плохую погоду; Куки время от времени тоже вставлял реплики. Жесткие корпуса сильно страдали во время преследования, и Сантьяго уже давно вынашивал идею приобрести катер с полужестким корпусом и двумя-тремя моторами — на таком можно ходить в непогоду до побережья восточной Андалусии и мыса Гата. Проблема сводилась к отсутствию средств: их требовалось немало, да и риск велик.
Даже если предположить, что потом, на воде, полужесткий корпус оправдает все ожидания.
Вдруг разговор оборвался. Сидевшие за столом гибралтарцы тоже замолчали и воззрились на группу, которая только что расположилась в самом конце стойки, рядом со старым плакатом, извещавшим о последней перед гражданской войной корриде: Ла-Линеа, 19, 20 и 21 июля 1936 года. Четверо молодых мужчин. Один блондин в очках, двое высокие, атлетического сложения, в спортивных рубашках, коротко стриженные, Четвертый, довольно симпатичный, был одет в безупречно выглаженную голубую рубашку и джинсы, такие чистые, словно только что из магазина.
— Ну вот, опять мне везет, — притворно вздохнул Лобато. — Опять я между ахейцами и троянцами.
Извинившись перед собеседниками, он подмигнул гибралтарцам и пошел здороваться с вновь прибывшими, задержавшись чуть дольше возле мужчины в голубой рубашке. Вернувшись к стойке, он тихонько рассмеялся:
— Эти четверо — таможенники из береговой охраны.
Сантьяго оглядел их, что называется, с профессиональным интересом. Заметив, что за ними наблюдают, один из высоких чуть наклонил голову, как бы в знак приветствия, а Сантьяго на пару сантиметров приподнял свой стакан с пивом. Что в равной мере могло сойти за ответ или не считаться таковым. Кодексы и правила игры, в которую играли все присутствующие: охотники и дичь на нейтральной территории. Куки невозмутимо подавал мансанилью[41] и закуски. Подобные встречи происходили ежедневно.
— Вот этот красавчик, — продолжал пояснять Лобато, — пилот птицы.
Под «птицей» подразумевался «БО-105», вертолет таможенников, специально приспособленный для поиска и охоты в море. Тереса не раз видела, как он кружит, выслеживая катера контрабандистов. Летал он как следует, совсем низко. Сильно рискуя. Она присмотрелась к летчику: тридцать с небольшим, темноволосый, с бронзовой кожей. Мог бы сойти за мексиканца. Приятные манеры, симпатичный. Кажется, немного застенчивый.
— Мне сказали, прошлой ночью в него стреляли сигнальной ракетой и попали в лопасть. — Лобато пристально взглянул на Сантьяго. — Случайно, не ты?
— Я вчера не выходил в море.
— Тогда наверняка кто-то из этих.
— Наверняка.
Лобато посмотрел на гибралтарцев, которые теперь разговаривали и смеялись преувеличенно громко.
— Завтра сделаю восемьдесят кило, — хвалился один. — Как пить дать.
Другой, тот самый Тоби Парронди, который приехал вместе с журналистом, велел Куки угостить господ таможенников выпивкой за его счет.
— Потому что у меня сегодня день рождения, — не скрывая насмешки, сказал он, — и мне будет очень приятно их угостить.
Четверо в конце стойки от угощения отказались, хотя один поднял два разведенных пальца — знак победы — и сказал: поздравляем. Блондин в очках, шепнул Лобато, — это капитан катера «Эйч-Джей». Тоже галисиец. Из Ла-Коруньи.
— В общем, насчет воздуха ты понял, — повернувшись к Сантьяго, закончил репортер. — Ремонт и целая неделя чистого неба, без всяких стервятников над головой. Так что имей в виду.
— Да у меня ничего нет на эти дни.
— Даже табака?
— Даже табака.
— Жаль.
Тереса продолжала разглядывать летчика. Весь такой воспитанный, тихоня. Эта идеально отутюженная рубашка, блестящие, гладко зачесанные волосы… Трудно соотнести его с вертолетом — ужасом контрабандистов. Наверное, подумала она, с ним такая же история, как в фильме, который они с Сантьяго смотрели, жуя семечки, в летнем кино в Ла-Линеа: про доктора Джекилла и мистера Хайда.
Лобато заметил ее взгляд, и его улыбка стала заметнее.
— Он хороший парень. Из Касереса. В него швыряют такими штуками, что и представить себе