Такие требования предъявлять нельзя. Советским законодательством предоставлено женщинам право самим решать вопрос о материнстве. Кроме того, материнство в нашей стране окружено всенародным почетом и уважением. Оно охраняется и поощряется государством. Государство проявляет большое внимание к многодетным и одиноким матерям. Не состоящим в браке одиноким матерям выплачивается пособие на содержание и воспитание детей до достижения ими двенадцати лет. Многодетные и одинокие матери наделены правом на помещение своих детей в ясли, детские сады, школы-интернаты, пионерские лагеря в первую очередь. Общественные организации, в частности профсоюзы, постоянно заботятся о детях многодетных и одиноких матерей, оказывают им материальную помощь, следят за правильным воспитанием и содержанием ребят.
Справедливо, что некоторые авторы писем озабочены поднятым вокруг Лидии разговором: не повлияет ли он на ее состояние и здоровье будущего ребенка? К сведению читателей, мы изменили по вполне понятным соображениям имя женщины и молодого человека, оказавшихся в подобной ситуации. Но суть дела от этого не изменилась. Случай приведен подлинный и, если судить по письмам, далеко не единичный.
В таком же положении оказались некоторые авторы писем из Ростовской области, из Целинограда и другие. Отдельные читатели пишут: вот, мол, не повезло Лидии, нет у нее удачи. Не в этом дело. В народе правильно говорят, что судьба каждого в его руках. Она зависит прежде всего от характера самого человека, его взглядов, отношения к жизни, нравственных устоев. Именно этим определяются поступки людей.
В письмах затрагивается вопрос и о супружеских отношениях. Читатели рассказывают, что легкомысленное поведение приводит к скороспелым бракам. Впоследствии семья распадается. Иногда супруга выбирают, исходя из корыстного расчета. Читательница М. из Узбекистана описывает случай, когда молодой человек, женившись на красивой девушке, ушел от нее к женщине с детьми, «польстившись на богатство», которое она нажила путем спекуляции. Что ж, человек сам себя обездолил, лишил счастья, радости любви.
Иногда люди, женившись по любви, пишут другие читатели, не берегут дружбу, не заботятся о красоте своих отношений. В результате — любовь гаснет, семья разрушается. Тоже очень важный вопрос. Брачно-семейное законодательство считает укрепление семейных отношений обязанностью супругов. Этому способствуют и нормы нравственности.
Надо сказать еще и о том, что государство в необходимых случаях применяет принудительные меры воздействия к тем, кто нарушает закон, регулирующий брачно-семейные отношения. В общем, наше законодательство и нормы морали целенаправленно содействуют установлению в семье правильных, здоровых отношений.
Из многочисленных писем, поступивших в редакцию, со всей очевидностью вытекает важная и, на наш взгляд, очень верная мысль: прежде чем вступить в серьезные отношения, людям, особенно молодым, надо хорошо представлять себе последствия этих отношений. Речь идет о том, чтобы меньше было несчастных судеб, чтобы материнство не омрачали те неприятности, которые произошли с Лидией К. Чтобы права матери и интересы ребенка находились под особой защитой закона о браке и семье. Чтобы у каждого ребенка было счастливое детство. Вот почему советское законодательство требует строгого соблюдения порядка вступления в брак.
Эрнст Сафонов.
ЩЕПКИ ИЗ-ПОД ТОПОРА
В лесу рубят, а в мир щепки летят.
В самолете местной авиалинии Оренбург — Уфа за моей спиной сидел человек в новой, необношенной куртке из кожзаменителя. Стоило ее хозяину чуть пошевелиться, сделать какое-то легкое движение — куртка отчаянно скрипела на разные лады.
Под такую раздражающую «музыку» не читалось и не дремалось, да еще этот беспокойный попутчик что-то недовольно, бубняще рассказывал соседке, и опять: не хочешь, а услышишь... Короче, скоро я уже знал, что мужчина — бригадир на буровой установке, бурили они скважину в степи (видимо, артезианскую), там-то и произошел случай, которым он сейчас возмущался.
Во время буровых работ понадобился деревянный брус метра в три длиной. В степи, близ дороги, одиноко рос дуб, и они, буровики, чтобы не останавливать дела, накинув тросы, двумя тракторами свалили дерево, вытесали из него что им требовалось... А теперь, негодовал мужчина, полтора месяца прошло, он уже забыл про это — ему вдруг иск предъявляют: плати за погубленное дерево!
— Олухи, — кипятился он, — это ж надо: с меня! Будто б не для них, олухов, скважину пробивали и не для них старались вроде!
Внезапно один из пассажиров, сидевший через проход, наискось, — человек пожилой, лет под шестьдесят, с лицом смуглым, обожженным солнцем и ветрами, в кирзовых сапогах и старой порыжелой кепке, — тяжко (а мне почудилось — с ненавистью даже) сказал буровику:
— «Олухи»! Сам ты... обормот. Тот дуб, может, пятьдесят иль все семьдесят лет на юру держался, а ты пришел — изничтожил. Это как?!
— Ты тихо, батя, тихо, — и я услышал, как яростно, уже на весь салон заскрипела куртка. — Ты разберись вначале... Я его что, для себя?
— А что, людям хорошо сделал? — вопросом же ответил пожилой. — Тот дуб, понимаю, стоял у дороги, его небось каждый знал. А теперь его нет. С тебя четвертной присудили — это плюнуть и растереть... Однако дерева такого больше не будет. Срубили, а кто посадит?
Они еще что-то — зло, резко — говорили друг другу, слова заглушались шумом двигателей, а во мне словно бы застряло вот это: «Срубили, а кто посадит?» В душе пока горячо держались видения беспредельной оренбургской степи, по которой в те дни ездил, и живо представлялось мне, как в величавом одиночестве высился посреди золотых разливов хлебов тот самый дуб... Сколько силы понадобилось ему, чтобы укорениться тут, вдали от человеческого жилья, на суровой земле, выжигаемой жестокими морозами, страдающей от безводья и суховеев! Здесь вообще — исключая прибрежье Урала, те районы, где река несет свои воды, — деревья приживаются плохо, лесов крайне мало: лишь четыре процента всей территории Оренбуржья занято ими.
И какова же истинная цена редкостному дубу, что наперекор стихии утвердился на голом степном просторе, радовал своим видом людей, дарил им тень, притягивал к себе птиц, был вроде маяка на однообразно-унылом большаке, пока недрогнувшие руки — «ради пользы» — не убили его? Да не просто руки, а по-современному всесильные, ибо были «оснащены» они мощными, в полтораста лошадиных сил, тракторными двигателями и зацепистыми, сокрушительными гусеницами... Представляю, как дуб гнулся, упирался, не поддаваясь, как сухо, выстрелами лопались его многолетние связи — сухожилия, но разве живому, как бы сильно ни было оно, устоять перед натиском не знающей устали железной мощи!
Впрямь ли взыскиваемый «четвертной» — цена дубу? Наверно, с лиходея (по-иному не назовешь!) решили взять 25 рублей, учитывая лишь стоимость изведенной древесины, поскольку красота, то, что можно определить хорошим старинным словом «диво», оценке в рублях не поддается.
И вот в чем суть, в чем главный вопрос: «Срубили, а кто посадит?»
Я думал об этом в самолете, и невеселые размышления сводились к тому, что вся моя подзатянувшаяся летне-осенняя поездка опять дала много примеров, как мы зачастую лихо рубим, не заботясь при этом — будет ли посажено. Имею в виду не сложную систему государственного лесопользования с ее проблемами, а обыкновенную — назову так — бытовую ситуацию: деревья, поля, реки — и мы в своем общении с ними... Как в этом вот эпизоде: был дуб — нет дуба.
Гром не грянул, земля не треснула, кто-то вздохнул, кто-то устало выругался, и трудовые рубли из кармана скрипучей куртки в качестве штрафа перекочуют в сейф... Инцидент исчерпан?